Сказки из дорожного чемодана - [37]

Воплями радости встретило его появление войско. Сам Равана поспешил навстречу.

— Я не вижу твоих врагов, — сказал ему Кумбкахарны, свирепо вращая глазами. — Где эти братья, пришедшие с севера? Сейчас я уничтожу их по одному.

И тогда из лагеря вышел Лакшмана и, не таясь, стал приближаться к великану. В руке его был только дротик. Он шел на исполина с открытой грудью, не прикрыв голову шлемом.

Кумбкахарны двинулся ему навстречу. Обе армии затаили дыхание. Начался бой.

Кумбкахарны поднял меч и первым нанес удар. Ловким движением Лакшмана отразил его и сам метнул дротик. Великан швырнул навстречу дротику меч, они столкнулись и, звеня, упали в траву. Тогда Лакшмана вырвал из земли огромное дерево и, размахнувшись, ударил им великана. Тот зашатался, но собрал силы и метнул в Лакшману копье.

Лакшмана со смехом уклонился, и только кончик копья задел, пролетая, его руку.

— Какая пустяковая царапина! — крикнул Лакшмана. — Ты плохо целишься, ракшас! А теперь берегись! — И он нагнулся, чтобы поднять громадный камень и нанести им решающий удар великану.

Но камень, который он начал так легко поднимать, вдруг стал тяжелеть, а потом сделался тяжелее горы. Он выскользнул из рук воина. Ноги Лакшманы подкосились, и он без сил опустился на землю.

Радостный вой вырвался из груди Кумбкахарны, — ведь копье было отравлено. И крики всех воинов, собравшихся на поле, ответили ему: радостные — это кричали ракшасы, и печальные — это в ужасе восклицали воины Сугривы.

Сам Рама выбежал на поле и опустился на колени рядом с братом. Он перенес его в лагерь, расстелил на земле плащ и положил на него Лакшману. Полуденное солнце, взглянув на эту картину, печально закрылось облаком.

ПОДВИГ ХАНУМАНА

Сраженный копьем ракшаса, Лакшмана лежал на плаще. Глаза его были закрыты, дыхание еле слышно. Яд, которым был смазан наконечник копья, растекался по телу. Рана раскрылась.

— О Лакшмана, брат мой! — воскликнул Рама. — Почему я не вышел вместо тебя против ужасного Кумбкахарны?.. Су-грива, прикажи своим воинам разыскать на Ланке самых искусных лекарей, пусть они осмотрят моего брата!

Сорок самых искусных врачевателей тотчас были доставлены обезьянами из разных концов Ланки. Они осмотрели Лакшману, и каждый покачал головой. Что может спасти от змеиного яда, проникшего в сердце? И только один, самый старый лекарь, всю жизнь проживший в лесах, подумав, сказал:

— Есть только одно средство. У северных границ Индии, в Гималаях, там, где земля касается неба, есть гора, на вершине ее растет много трав. Эту гору легко узнать — она стоит особняком. Травы, растущие на ней, все целебны, и среди них попадается такая, которая одна способна выгнать яд из сердца воина. Трава эта очень редкая, и женщины, которых посылают собирать ее, часами ползают на коленях, раздвигая руками стебли. Но торопитесь: каждый человек, пораженный ядовитым копьем, умирает, не пережив первого заката. Вам осталось всего полдня.

— Целых полдня! Разве это мало? — воскликнул доблестный Хануман. Он взмыл в воздух и устремился на север. От мчался, как стрела, со свистом прорезая облака, то взмывая выше гор, то опускаясь к самой земле.

Он летел, поглядывая на солнце, которое величественно и невозмутимо двигалось, оставив позади зенит.

Но Гималаи так далеко от Ланки, что даже Хануман не скоро добрался до них. Был уже вечер, когда он достиг предгорий и увидел стоящую отдельно гору. Солнце уже склонилось к горизонту, и длинные голубые тени ползли по земле. Хануман опустился на вершину горы, стал на колени и начал торопливо искать волшебную траву. Он перебирал пальцами стебли, наклонялся к самой земле, но ночь наступала быстро, и он понял, что не успеет.

Тогда могучая обезьяна поднялась во весь рост, чудовищно увеличилась в размерах, обхватила руками гору, издала долгий тоскливый крик и, присев, вырвала гору из земли. Держа ее у груди, как ребенка, Хануман поднялся в воздух и пустился по закатному небу в обратный путь.

— О ты, Ветер, гонящий тучи! — молил Хануман. — Леса и океан боятся твоего могучего дыхания. Ты видишь, отец мой, скоро солнце скроется за горизонтом. Помоги мне достичь Ланки раньше, чем мрак упадет на землю!

И бог ветра снова внял мольбам своего сына. Могучий вихрь зародился в глубинах гор, подхватил и помчал Ханумана.

Тысячи обезьян, облепив холмы и вершины деревьев, с тревогой всматривались в небо: не мелькнет ли в нем тень возвращающегося героя?

Сам Рама с нетерпением и ужасом смотрел туда, где у самого горизонта уже заблестели в желтом небе семь звезд северного ковша.

Врачи то и дело наклонялись к груди умирающего, прислушиваясь, как угасает его дыхание.

И вот последние лучи уходящего дня окрасили кровью западный край неба.

— Горе мне! — прошептал Рама. — Мой брат сейчас покинет нас…

И вдруг светлая тень прочертила темнеющее небо, земля задрожала от ветра, и огромная обезьяна, испуская призывные крики, опустилась у ног Лакшманы. Хануман бережно поставил на землю гору и сказал:

— Торопитесь!

И тогда старый врач, проживший половину жизни в лесах, подбежал к горе, торопливо нашел на ее вершине целебную траву, сорвал ее и приложил к разверстой ране. И на глазах пораженных воинов края раны дрогнули и закрылись. Синева сбежала с лица раненого, он вздохнул полной грудью, шевельнулся и открыл глаза.