Сказки и легенды - [42]

В это время той же дорогой пастух гнал стадо. Рыцари выбрали его третейским судьей, возможно потому, что три хорошо известные богини также просили пастуха разрешить их спор из-за яблока[87], и изложили ему все дело. Пастух подумал немного и говорит:

— В этом даре скрыт глубокий смысл, но кто доберется до него, кроме умной женщины, вложившей его туда? Я полагаю, что яблоко это — обманчивый плод, ибо оно созрело на древе раздора и его пурпурово-красная оболочка означает кровавую вражду между вами, господа рыцари. Один из вас погубит другого и все же не получит от подарка никакого удовольствия. Ибо как разделить яблоко, не разрезав его?

Оба рыцаря внимательно выслушали слова пастуха и подумали, что в них заключена глубокая мудрость.

— Ты правильно рассудил, — сказали они, — разве это губительное яблоко не возбудило уже наш гнев и не вызвало вражды между нами? Разве мы не приготовились биться за обманчивый дар гордой девы, ненавидящей нас? Не она ли поставила нас во главе войска, готовя нам погибель? А когда это не удалось, то вложила в наши руки меч раздора? Мы отказываемся от коварного подарка, и пусть никому из нас не принадлежит это яблоко. Возьми его себе в награду за справедливое решение. Судье подобает вкушать плоды, а тяжущимся лишь кожуру от них.

После этого рыцари отправились каждый своей дорогой, а пастух, с присущим судьям спокойствием, съел objectum litis[88].

Двусмысленный дар герцогини привел их в раздражение, а когда по возвращении домой они убедились, что уже нельзя, как прежде, притеснять своих ленников и подданных и придется подчиниться законам, которые издала Либуша для охраны общей безопасности в стране, недовольство их увеличилось еще больше. Они вступили друг с другом в союз и стали вербовать себе сторонников. К ним присоединилось много недовольных, которых они разослали по округам, чтобы всячески позорить и поносить бабье правление.

— Какой стыд, — говорили они, — мы подчиняемся женщине, пожинающей лавры наших побед, чтобы украсить ими свою прялку. Хозяином в доме надлежит быть мужчине, а не женщине, и это его исконное право; таков обычай у всех народов. Что войско без герцога, гордо выступающего впереди своих воинов, как не беспомощное туловище без головы? Пусть правит нами герцог, ему и покоримся.

Эти речи не остались неизвестными бдительной Либуше. Она прекрасно понимала, откуда дует ветер и что обещает его веяние. Она пригласила выборных делегатов и выступила перед ними с блеском и достоинством земной богини. Слова текли из ее девичьих уст, будто сладкий мед.

— В стране ходят толки, — обратилась она к собранию, — что вы хотите герцога, который выступал бы впереди вас в походе, и что вы считаете бесславным подчиняться мне, женщине. Не вы ли свободно и без принуждения выбрали не мужа из своей среды, а дочь народа и облачили в пурпур, чтобы она управляла вами по нравам и обычаям страны. Кто обвинит меня хотя бы в одной ошибке, допущенной в правлении, тот пусть открыто выступит против меня. Не управляла ли я вами разумно и справедливо, по примеру отца моего, мудрого Крока? Не я ли выравнивала кривые дороги, скапывая холмы и засыпая рытвины; не я ли охраняла ваши посевы и оберегала ваши сады, защищала стада от волков и принудила насильников склонить гордую главу; не я ли помогала угнетенному и слабому давала в руки надежный посох. А потому и вы не забывайте своей присяги — быть верными, преданными и доброжелательными. Если же полагаете, что бесславно покоряться женщине, то где вы были прежде, когда избирали меня своей правительницей? Коли это позор — так он падает на ваши собственные головы. Помыслы ваши говорят, что вы не цените собственной выгоды. Нежна и мягка рука женщины, привыкшая обмахиваться опахалом; груба и жилиста рука мужчины, тяжка она, когда несет бремя власти. Или вы не знаете, что там, где на троне женщина, бразды правления в руках мужчин, ибо она прислушивается к их мудрым советам. Но в государстве, где на троне мужчина, скорее распоряжаются фаворитки, завладевшие сердцем короля. А теперь продумайте хорошенько свое решение, чтобы не раскаяться в собственных колебаниях слишком поздно.

Сидевшая на троне Либуша умолкла, и глубокая почтительная тишина водворилась в зале собрания. Никто не осмеливался возразить ни словом, только князь Владомир и его союзники не желали отказаться от своих замыслов и зашептались между собой:

— Хитрая лесная серна упрямится, не хочет оставить привольное пастбище. Пусть же охотничий рог прозвучит громче и спугнет ее.

На следующий день они подговорили рыцарей явиться к герцогине и настойчиво потребовать, чтобы она в течение трех дней выбрала себе супруга по сердцу и дала бы народу главу, который разделит с ней управление страной. Когда Либуша услышала такое категорическое требование, бывшее якобы гласом народа, вся кровь бросилась ей в лицо и залила девичьи щеки краской стыда. Ее ясные глаза видели все подводные камни, грозившие ей опасностью. Она хорошо понимала, что если даже, по обычаю великих мира сего, подавит влечение сердца и подчинит его интересам государства, то сможет отдать свою руку только одному претенденту, все же остальные соперники сочтут себя оскорбленными и станут лелеять мысль о мести. Кроме того, ее тайный обет оставался для нее святым и нерушимым. Поэтому, стремясь благоразумно отклонить настоятельное требование выборных, она сделала еще одну попытку отговорить их от избрания правителя.