Сказки города Ключ - [12]

***

Медленно осела на землю тьма. Сумеречное время тянулось долго и тревожно. Человек шагал теперь неспешно, размашисто, часто останавливался, принюхивался, прислушивался. Лес вокруг него постепенно сходил на нет, почва делалась все мягче и ниже, и болотной сыростью пахло с каждым разом отчетливей. Звуки ночного леса отходили все более за спину; а спереди по ходу не долетало практически ничего. Иногда, правда, чудилось словно бы чье-то множественное дыхание или хлюпанье воды под тяжелыми шагами большой компании; но всякий раз человек соображал, что стук собственной его крови в жилах слышнее всех этих звуков, следовательно они всего лишь померещились. Будь над болотом хотя бы ветер, разобраться в запахах и звуках труда бы не составило; но ветра-то как раз и не было. Человек вышел на опушку и разом раскрылось перед ним черно-белое звенящее озеро: до головы болезнено белесый слой испарений, а выше колеблется и зудит комарье, да столько, что и неба не видать. Поспешно погрузился он в этот пирог, нижний ярус раздался перед ним и долго не хотел смыкаться позади, и по следу ночного путешественника ножевым разрезом в белой подушке протянулось черное узкое ущелье.

***

На Ущелье Кин так и не оглянулся. Я же постоял немного на камне над поворотом, да и то холод как-то не дал мне расчувствовать: вот, из дома ухожу. Я тогда еще верил, что вернусь скоро. Если бы я знал, кто мои мать и отец из почти двух тысяч населения города, я бы, может быть, плакал. Или не ушел бы. Не знаю. Мы с Кином Нагатой шли на восток, все глубже в горы, все выше, все ближе к тому месту, где в погожие ночи горела зеленая большая звезда, насылающая на землю ветер. Мы приближались к родным местам Нагаты, и это было видно особенно отчетливо по его лицу: он все чаще улыбался, а его кривая ухмылка куда-то исчезла. Шли мы ночью, под луной и звездами. Во-первых, опасались пограничников, во-вторых, спать ночами мы не могли из-за холода, а костер жечь было не из чего, горы чем выше, тем меньше в них растет. Так что отсыпались мы днем, прямо на нагретых солнцем камнях, благо, солнце не скупилось. А вечером мы, как волки, натягивали на себя темно-серые куртки, прыгали, вслушиваясь, не позвякивает ли на нас какая-нибудь металлическая вещица, пряжка или застежка, и неслышно ставили ноги на тропу сегодняшней ночи. На привалах Нагата говорил, а я слушал. Его слова были неправдоподобны, дики, ужасны... Но и беспощадно логичны. Только теперь я понял, почему нас учили, в основном, логике, умению слушать, умению задавать правильные вопросы, и почему нам не открывали знаний просто так, а натаскивали на них, как охотничьих зверей сначала натаскивают на подранках. Цель учителей типа Кина была научить нас искать и находить знания самим - и доверять тому, что мы нашли, каким бы неправдоподобным это ни покажется на обычный взгляд. Цель других учителей, да и вообще большинства людей там, в Ущелье, и вообще в том государстве, из которого мы вырвались - теперь только я понимал, почему Кин так говорит! - цель этих людей была другой. "Может быть," - говорил Нагата, - "Даже куда правильнее нашей." Но я всякий раз вспоминал хихиканье, с которым класс уходил в темноту, считая, что оставляет меня на растерзание розгам, и как-то сомневался в его словах. "В том месте, куда мы придем, люди ничуть не лучше," - так отвечал Нагата на мое сомнение. Я же опять не верил, ведь откуда бы тогда взялся сам Кин? Кин теперь не отмеривал ответы, а говорил много и подробно, а я все спрашивал, неужели там, куда мы идем, у нас не будет времени поговорить... А Кин сказал, что, может быть, не все дойдут - а нас только и было двое и я опять надолго замолк.

***

В мутном воздухе проявилась темная фигура. Когда она приблизилась, стало видно, что это человек, закутанный в плащ, и что под плащом у него что-то тяжелое и одновременно объемное, такое, что неудобно держать в руках. Болото под его ногами хлюпало и смачно чавкало. Падай, миляга, - просило болото, - Ты только упади, а уж я тебя ждать не заставлю. Человек не остановился, прошагал с уверенным выражением лица, но заплетающимся, усталым шагом. Затем из тумана появился второй, третий, еще группа, и еще трое, и еще четверо, взявшиеся за руки, как пьяные гвардейцы на прогулке. Так же они шатались, так же, когда упал один, все прочие тоже едва не рухнули в грязь. Кое-как устояв на ногах, они все доплелись до островка, выглядевшего посуше и побольше прочих кочек, и там повалились прямо наземь. Потом один из них рывками поднялся на колени, с видимым усилием встал. Вынул откуда-то из глубины одежд кожаный мешочек, а оттуда что-то очень маленькое, и долго вертел непонятный предмет перед глазами, стремясь нечто разглядеть на нем. Мир между тем чуть посветлел. Странная компания зашевелилась. Видимо, восход солнца имел для них какое-то значение, потому что трое из них засуетились вокруг человека, принесшего неудобную тяжелую вещь - помогали ему установить ее примерно посередине островка. Другие между тем, тяжело ступая, разошлись вокруг и встали кольцом, лицами наружу. Кто-то в кругу принялся высекать огонь. Внезапно рванул ветер, лежалую облачность слегка проредило. Стало немного виднее по окрестностям: чахлая болотная растительность, низкие кустики, жухлая трава, деревьев нет, сыро, тускло. Недвижимая черная мертвая, гнилая вода, от которой уже темными облаками поднималась вонь и комарье.