Сказки для Марты - [7]
Плечи пеняли на туловище, туловище - на ноги, скоро и до головы добрались.
- Ладно, - сказала голова, - я сама долго не могла понять в чём тут дело, но вот как раз недавно всё стало ясно. Во всём виноват Бог.
- А он есть? - спросил молоток.
- Не без того, - мрачно ответила голова. - Вот если бы его не было, где бы мы были?
Молоток не убеждённый её аргументом, попросил предъявить виновника. Голова ответила:
- Ищите в районе живота. Точнее не могу сказать, сама не знаю.
- Только разговаривать вежливо, - сразу предупредил живот, - а то обидится и уйдёт, такое уже случалось.
- Да ведь он спит! - возмутился молоток.
- Разбудите, разбудите его! - закричали все.
- Митрич!
- А?
- Хуй на! Уснул что ли? Давай, прибивай!
- Чего?
- Вот мудило! Заколачивай, говорю!
- Ааааа… Щас…
- Сколько раз обещал: на работе - ни капли. Уволю!
- Не, я всё…
- Ну смотри… ещё раз увижу…
ЭХО
Рак Лёгких устроился на подоконнике, свесив ноги поверх горячей батареи. Рак Печени, приметив его издалека, помахал, заулыбался, и, миновав долгий больничный коридор, сел рядом в низенькое неудобное кресло для посетителей:
- Как живём-можем?
- Как можем, так и живём, - буркнул Рак Лёгких, не повернув головы.
- Славно-славно, - отозвался Рак Печени, и умолк на мгновение, представив себе как может Рак Лёгких. Выходило недурно. - Что ж… Пойду. Вот, анекдот вспомнил, хотел рассказать, но - вижу, ты не в духе…
- Да уж…
- Ну ничего. Бывай…
- Постой, - встрепенулся Рак Лёгких, - у тебя было когда-нибудь…
- Что?
Рак Лёгких смутился и опустил глаза. Рак Печени ободряюще улыбнулся ему и похлопал по тощей коленке:
- Давай, выкладывай.
- Да нет, чепуха…
- Что, опять?…
Рак Лёгких кивнул и отвернулся. За окном полыхнули вспышки "скорой". Рак Печени закатил глаза и вздохнул.
- Даже не знаю что тебе сказать…
Рак Лёгких сердито дёрнул плечом, но промолчал. Рак Печени достал из-за пазухи флягу отвинтил крышку и приложился. Затем протянул флягу коллеге:
- Хочешь?
Рак Лёгких поморщился и мотнул головой. Мимо провезли человека в каталке. Рак Лёгких спустил ноги на пол и неловко соскочил с подоконника. Заложив руки за спину, побрёл в сторону лифта.
Рак Печени провожал его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за углом.
Лифт прибыл, в коридоре лязгнуло эхо.
Моль и Именинный Пирог
Когда портовые склянки пробили два часа пополудни, Моль впорхнула в кондитерскую и сразу уселась на самую приметную вишенку - посерединке Большого Именинного Пирога. На поверхности глазурной корки каллиграфическим почерком было выведено: "Славочка! Расти большой, и, пожалуйста, не будь лапшой!!!", а по периметру были расставлены 56 праздничных высоких свечей.
- Для недогадливых, - с порога объявила Моль: от всего сердца принимаю поздравления и подарки! Искренне ваша. Именинница.
Сказав это, она повернулась в профиль и полуприкрыла глаза, застыв в позе, как нельзя лучше подходящей для лепки скульптурного изваяния.
- Что ж, - нерешительно начал Марципан, - раз уж всё так запутано…
- Что запутано? Вечно у вас - запутано! А всё потому, что вы - склизкий! - перебил его Фундук, - Ура! Качать именинницу!!!
Тут Пирог и в самом деле - качнуло. Моль поскользнулась на вишенке и упала на букву "С", не успевшую затвердеть с тех пор как кондитер выдавил свежий крем из шприц-тюбика.
Погрузившись в сливочный слой по горлышко, судорожно перебирая лапками, чтобы нащупать дно, Моль постаралась сделать вид, что нырнула по собственному почину: она даже совершила несколько плавательных движений, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.
- Я - не склизкий! Я - вязкий! - пробормотал Марципан, - Это первое! И второе: прежде чем принять ответственное решение, я хотел бы как следует во всём разобраться…
- Нечего разбираться! - закричал твердолобый оппонент, - Давайте праздновать! Горько! Горько!
- Не горько, - возразила Моль, выплёвывая сливочный крем, - а - топко. Впрочем, нам не привыкать… - и она снова вскарабкалась на вишенку: В канун своего сорокапятиминутия и тридцативосьмисекундия я готова, наконец, обнародовать сочинение, специально написанное по этому случаю.
- Вот только этого нам не хватало, - уныло пробормотал Марципан.
- Не хватало, не хватало! - загалдели Коржи, и даже старинный чугунный Ухват очнулся от сна и, не разобрав что к чему, завопил: "Хватало! Хватило! Хватуло!".
- Ти-хо! - рявкнула Моль.
Все разом умолкли.
- Ну вот что! - рассудительно сказала Моль, - Сейчас я стану читать вслух: громко и чётко, с толком и расстановкой, с приличествующим случаю выражением. А вы будете внимательно слушать и ПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ. Кто отреагирует ПРАВИЛЬНЕЕ остальных, получит Умопомрачительный Приз.
- А что это? - осмелился вмешаться Марципан.
- Да какая разница! - закричал Фундук, - Дареному скунсу под хвост не заглядывают! Ура имениннице! Качать её!
- Не качать! - закричала Моль, и на всякий случай мёртвой хваткой вцепилась в черенок вишенки: "Моль и Муравей". Басня! - объявила она, убедившись в незыблимости Большого Пирога.
- Муравей - это такой маленький, чёрный и с большой головой? - спросил Кондитерский Нож.
- К вашему сведению, это называется "НЕПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ" и карается немедленным ОБНУЛЕНИЕМ.
Мастер малой прозы? Поэт? Автор притч? Похоже, Дмитрий Дейч - необычный сказочник, возводящий конструкции волшебного в масштабе абзаца, страницы, текста. Новая книга Дмитрия Дейча создает миф, урбанистический и библейский одновременно. Миф о Тель-Авиве, в котором тоже бывает зима.
Все, наверное, в детстве так играли: бьешь ладошкой мяч, он отскакивает от земли, а ты снова бьешь, и снова, и снова, и приговариваешь речитативом: "Я знаю пять имен мальчиков: Дима — раз, Саша — два, Алеша — три, Феликс — четыре, Вова — пять!" Если собьешься, не вспомнишь вовремя нужное имя, выбываешь из игры. Впрочем, если по мячу не попадешь, тоже выбываешь. И вот вам пять имен (и фамилий), которые совершенно необходимо знать всякому читателю, кто не хочет стоять в стороне сейчас, когда игра в самом разгаре, аж дух захватывает.
Родословная героя корнями уходит в мир шаманских преданий Южной Америки и Китая, при этом внимательный читатель без труда обнаружит фамильное сходство Гриффита с Лукасом Кортасара, Крабом Шевийяра или Паломаром Кальвино. Интонация вызывает в памяти искрометные диалоги Беккета или язык безумных даосов и чань-буддистов. Само по себе обращение к жанру короткой плотной прозы, которую, если бы не мощный поэтический заряд, можно было бы назвать собранием анекдотов, указывает на знакомство автора с традицией европейского минимализма, представленной сегодня в России переводами Франсиса Понжа, Жан-Мари Сиданера и Жан-Филлипа Туссена.Перевернув страницу, читатель поворачивает заново стеклышко калейдоскопа: миры этой книги неповторимы и бесконечно разнообразны.
Новая книга Дмитрия Дейча объединяет написанное за последние десять лет. Рассказы, новеллы, притчи, сказки и эссе не исчерпывают ее жанрового разнообразия.«Зиму в Тель-Авиве» можно было бы назвать опытом лаконичного эпоса, а «Записки о пробуждении бодрствующих» — документальным путеводителем по миру сновидений. В цикл «Прелюдии и фантазии» вошли тексты, с трудом поддающиеся жанровой идентификации: объединяет их то, что все они написаны по мотивам музыкальных произведений. Авторский сборник «Игрушки» напоминает роман воспитания, переосмысленный в духе Монти Пайтон, а «Пространство Гриффита» следует традиции короткой прозы Кортасара, Шевийяра и Кальвино.Значительная часть текстов публикуется впервые.
Самая нежная и загадочная книга Дмитрия Дейча, где Чебурашка выходит из телевизора, чтобы сыграть в подкидного дурака, пластмассовые индейцы выполняют шаманские ритуалы, дедушкин нос превращается в компас, а узоры на обоях становятся картой Мироздания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.