Сказки для Марты - [29]

У меня оставалось пол часа до прибытия следующего ученика, и я кое-как записал тему, пообещав себе ближе к вечеру взяться за неё всерьёз. В ней было нечто странное, нечто, напомнившее мне гармонические лабиринты Генделя, когда из глубины вдруг выглядывает чьё-то лицо, и как не старайся, невозможно избавиться от ощущения, что ты знаешь подробно чьё это лицо и как оно тут очутилось. Прошу простить меня за путанные слова, я вижу, Вы и так поймёте что я хотел сказать, но мне всё же хочется перенести это на бумагу - возможно, чтобы самому лучше понять в чём тут дело.

Итак, я набросал марш, и забыл о нём - до обеда. После обеда от Его Сиятельства прибыла записка. Там было сказано буквально следующее: "Моцарт, оставьте кота в покое". Вначале я рассмеялся, потом нахмурился, потом вспомнил утренний урок, и подумал о том, что, вероятно, в записке речь идёт о животном, послужившем причиной слёз юной м-ль Адамбергер. Всё это никак не объясняло каким боком я причастен к смерти несчастного создания. Впрочем, у меня было столько дел после обеда, что я немедленно забыл обо всём. Я был в театре, затем встретился с г-ном Де Понте, он предложил небольшие изменения текста, с которыми мне, скрипя сердце, пришлось согласиться (и это после того как опера уже почти готова!). Мы много спорили, и в какой-то момент, чтобы разрядить обстановку, я припомнил утреннее происшествие и даже наиграл марш, который произвёл утром столь благотворное действие. Сказать по чести, я слегка преувеличил свою заслугу, и Де Понте добродушно посмеивался, зная мою (невинную!) склонность к комическим преувеличениям, но как только я окончил играть, был совершенно потрясён. "Чёрт возьми, Моцарт! Что за варварская музыка!"

Вы знаете, для меня нет большего оскорбления чем несправедливые слова о моей музыке, но раньше, чем я успел обидеться, мне пришло в голову, что этот марш и впрямь напоминает восточную музыку, но не так, например, как турецкие мелодии и орнамент, которые я использовал в "Похищении", а, скорее, так, будто это и в самом деле написано каким-нибудь мусульманином или славянином. Теперь уже настал мой черёд удивляться: я решительно не мог понять почему часом раньше та же музыка напомнила мне Генделя. Я немедленно распрощался с Де Понте и отправился домой, к инструменту, чтобы, наконец, разобраться во всём основательно, но - не тут-то было: дома меня уже ждали. И кто бы Вы думали - доктор Мессмер собственной персоной, мой любезный друг и поклонник. При себе у него был небольшой сундук, и в нём (не смейтесь!) - окоченевшее тело Кауница, кота прелестной м-ль Адамбергер.

Оказалось, что кот не умер (это утверждал доктор, хотя, признаюсь честно, от кота попахивало ровно так, как пахло бы от обычного дохлого кота, коих на венских улицах - пруд пруди), но спал особого рода мёртвым сном, который временами прерывался бодрствованием. Первый такой случай произошёл во время нашего с м-л Адамбергер урока (чур меня!) и до смерти напугал прислугу Его Сиятельства, ибо в этот самый момент кота собирались похоронить (воспользовавшись тем, что дочь Его Сиятельства была вне дома, и можно было сделать это, не расстраивая её понапрасну), и уже было завернули его в похоронную тряпицу, как он очнулся и дал дёру, при том расквасив физиономию одному из слуг. Представляю себе эту сцену! Умора! Я бы кричал как резаный!

Кота принялись искать, и нашли четверть часа спустя - на столе у Его Сиятельства, где при жизни кот любил почивать, свернувшись калачиком. В таком виде он и пребывал на столе, среди письменных приборов и документов разного калибра, но - снова мёртвым. Правда, на сей раз он был ещё тёплым. Вызвали Его Сиятельство, тот немедленно послал за Мессмером. К тому времени как прибыл доктор, вернулась м-л Адамбергер и (невинное дитя!) сообщила папеньке, что г-н Моцарт сочинил мелодию, которая оживляет (!) котов. Ни больше, ни меньше!

Откуда она это взяла, позвольте узнать?

И, как бы в доказательство её слов, минуту или две спустя кот снова очнулся у всех на глазах, каковое происшествие так напугало супругу Его Сиятельства, что Мессмеру пришлось приложить все усилия, чтобы привести её в сознание. Кот прыгнул на колени м-л Адамбергер и некоторое время наслаждался лаской хозяйки, после чего снова благополучно испустил дух, что Мессмер и засвидетельствовал, приложив зеркало к пасти.

Тогда-то хозяйка и послала мне дурацкую записку, решив, видимо, что я злонамеренно оживляю кота (Бог знает что она обо мне думала в этот момент! Хорошо, что мой друг был при этом и может засвидетельствовать мою невиновность).

Мессмер пообещал во всём разобраться, невзирая на протесты девочки, велел упаковать тело (Вы не находите, что ситуация всё больше напоминает сюжет одной из моих опер?!) и немедленно направился ко мне. Меня он не застал (я как раз был у Де Понте) и принялся ждать. В это время кот снова очнулся, и доктору пришлось бегать за ним по всей комнате, и, кстати сказать, он разбил ненароком голландскую вазу - ту, что мне подарил Чекарелли. Basta! Этот кот обошёлся мне в круглую сумму!

Но самое неприятное было потом, когда я вернулся, и Мессмер посвятил меня в эту историю. Он признался, что ни минуты не верил в сказку про волшебную мелодию, но на всякий случай (его к этому обязывает долг учёного и исследователя) решил проверить. Тут начинается такое безумие, что я бы ни в коем случае не стал Вам всего этого пересказывать, если бы не был целиком и полностью уверен, что эта история так или иначе станет Вам известна - хочу я того или нет, несмотря на то, что кроме нас двоих (меня и Мессмера) никто об этом пока не знает, и мы единодушно решили не придавать её гласности.