Сказки дедушки Матвея - [2]
Долго крепилась серая Мышка: и голодно — невмоготу, и на поклон к скупому Бурундею идти не хочется.
Однако не вытерпела, пошла.
— Бурундей, Бурундей, зернышек не пожалей. Все под снегом глубоко, весна, страх как далеко. Не дотянуть.
— Хи-итрая, мне, что ль, не надо? Вас тут ой-ой сколько! Всем давать — много будет. Проваливай!
Ушла Мышка, заплакала. А у норы бурундука уже Белка прыгает, на лапки дует: замерзла, бедная.
— Будь милостив, Бурундей, угла не пожалей: пусти с детушками погреться. Мороз сосну расколол — на снегу оказались.
А Бурундей и дверь не открыл.
— Что мне за дело до тебя и детей твоих. Хоть позамерзайте, не жалко…
— Ну орешков каких-нибудь дай. Сам знаешь, когда сыт — и мороз не страшен.
— Сегодня вам дай, да завтра вам дай, а сам по миру ступай? Так выходит?
— Ты же мне дядя, как-никак…
— Эка, ты… Дядя! Проваливай!
Только отошла Белка, а брат — на порог.
— Брат, а брат, одолжи, чем богат. Не сам пришел, — нужда привела.
— Что?! Пробегал, проскакал? Не я ль тебе говорил…
— Сам знаешь: зима подвела. Я ведь не для себя прошу: там у многих бурундята маленькие, спасать надо… Я же не чужой — брат твой родной.
— Брат, брат!.. На всех не напасешься… Вот орех, тебе одному, а больше не спрашивай. У самого чуть-чуть осталось.
Глянул брат, а орех-то трухлявый.
— Подавись ты им! Тьфу!
Бросил орех Бурундею под ноги и ушел ни с чем.
А все это время, пока то тот, то другой к Бурундею приходили, Заяц поблизости вертелся и слышал все. Зайцу-то что: шубка у него теплая, кустиков молодых вдоволь — грызи только, а гололедица даже и к лучшему: и от лисиц убегать лучше, и следов не остается. Одна забота: бегай по лесу да разузнавай, что где делается. Трус он, Заяц-то, а любопытный, и сердце у него жалостливое. Услышал он про белкину беду, присел у кусточка, задумался, как бы это Белке помочь, и придумал.
Прибегает к ней и говорит:
— Пойдем, Белка, определю тебя.
— Куда?
— А ты меньше разговаривай. Забирай детишек!
Белка рада-радехонька. Свистнула она по-своему детишкам, поскакали они за Зайцем.
А Заяц — прямиком к медвежьей берлоге, стучится в дверь:
— Михайло Иванович, а Михайло Иванович, отопри-ка на минутку!
Долго Медведь ворочался, никак проснуться не мог, еле глаза продрал.
— Кто там еще?
— Это я, Заяц, сосед твой. Пусти, Иванович, Белку погреться. Детишки у нее позамерзали — зуб на зуб не попадает…
Закряхтел Медведь:
— Ой, холоду вы мне напустите. Да ладно уж, пусть войдет. Места на всех хватит. Нырнула Белка с детишками под теплый медвежий бок, а Заяц уже за лосями помчался, только пятки сверкают. Всех собрал, что в лесу были.
— Лоси рогатые, лоси косматые! — обратился к ним Заяц, — бурундуки с голоду помирают: льдом весь снег посковало — до земли не дорыться. Выручайте бурундуков: разбейте им лед. Что вам стоит?..
Набежали сохатые к бурундукам. Раз по орешнику прошлись, в другой, и как не было ледяной корки: копыта-то у них острые, как железо.
Благодарят бурундуки лосей, а больше того — Зайца. Тут и Мышка прибежала. Юркнула в разрыхленный снег — тепло ей, и зернышек в прошлогодней траве сколько угодно.
Долго лежала зима да потрескивала. Но вот расступились тучи снежные, отогрелось небо ясное, проглянуло солнышко красное. Ожил лес, ожили звери. Весне радуются да сил набираются. А Бурундей от жадности в щепку высох, покоя лишился: гниет у него все, проветрить бы, да погода наступила плохая.
Собрались бурундуки, возмущаются:
— Смотрите вы: плесенью все процвело, а жадничал… Гнать его вон от себя такого! Гнать! Пусть один бирюком живет!
И выгнали.
Вырыл Бурундей нору у самой реки от всех подальше. И начал переносить свои запасы, но их было так много, что к осени еле управился. Прилег отдохнуть и радуется:
«Ха! Выгнали, загрозили… Без братьев, без друзей — куда веселей! Хоть под старость вздохну вольготнее…»
Вольготно вздыхал Бурундей до второй лишь весны. А как улыбнулось опять солнышко красное — растопились снега белые, зашумели воды вешние. Что ни час — выше в речке вода поднимается.
Всполошился Бурундей, взбудоражился. Хотел убежать — запасы жалко. Стал вытаскивать, да не вдруг: добра накопил — таскать не перетаскать.
Высыпали бурундуки на берег, потешаются:
— Что, Бурундей, прогневил реку своей скупостью? Ишь, как бушует! Ревмя ревет!
Сопит Бурундей, поторапливается, а река уже вплотную к норе подступила, через край перехлестывает.
— Не губи ты себя, — пожалел Бурундея брат. — Орехи — дело нажитое. Жив будешь — больше добудешь.
Что Бурундею слова? От жадности он совсем соображать перестал. Сунулся он было еще раз, а волна — гульк! — и захлестнула нору! Бросился брат на выручку, да поздно: только пузыри вверх идут.
— Оставь! — кричали бурундуки. Поделом ему: сам себя губит, кто других не любит!
— Ну, вот и все, — закончил сказку дедушка Матвей и посмотрел Николке в лицо. — Добрая пословица не в бровь, а прямо в глаз Бурундею угодила.
— Спасибо, дедушка, — чуть слышно проговорил Николка и понуро вышел из мастерской.
В окно было видно, как он, держа подмышкой свою коробку с бабочками, пересек улицу, направляясь к дому своего дружка Кости.
Маленькая ябеда
