Сказки дедушки Люциуса - [7]

Больше месье Брюне ничего не говорил, он ушел в угол комнаты и, кажется, сел на стул. Дедушка тоже молчал, только иногда шумно вздыхал, а может, Скорпиусу просто казалось. Лежать в тишине и почти ничего не видеть было скучно, и он сам не заметил, как уснул. Проснулся внезапно и не сразу понял, где находится, а потом услышал тихий стук, наверное, именно он его разбудил. Скорпиус осторожно подполз к краю, теперь стук раздавался прямо над головой. Ног Брюне на полу не было, и, решившись, он медленно высунул из‑под кровати руку, но тут же отдернул ее, потому что сверху раздалось едва слышное:

— Скорпиус…

Опять стало страшно, но Скорпиус справился с собой, решив, что Брюне бы точно не шептал так тихо, тем более с дедушкиной кровати, значит, это… Выбравшись из своего укрытия, он обнаружил, что целителя в комнате нет, а звал его действительно дедушка Люциус, который теперь был укрыт одеялом и выглядел немножко лучше, во всяком случае, не хрипел, не булькал, и взгляд у него был уже совсем человеческий.

— Здравствуй, — сказал Скорпиус. Дедушка медленно опустил веки и также медленно поднял, видимо, говорить ему было все еще трудно, а потом приподнял руку, указывая на дверь.

— Иди, — скорее догадался, чем расслышал Скорпиус и, кивнув, бросился к выходу.

— Спасибо, — крикнул он с порога и тут же зажал себе рот. Дверь закрылась бесшумно, и Скорпиус, то переходя на бег, то крадясь на цыпочках, миновал коридор и без приключений добрался до своей комнаты.

Накрывшись одеялом с головой, он зевнул и улыбнулся. Теперь у него была еще одна общая тайна. Наверное, дедушка и правда очень хороший, раз дождался ухода месье Брюне и разбудил его, чтобы выпустить из комнаты. Значит, он и когда Скорпиус ломился в дверь, все видел и все понимал. И ничего не сказал страшному целителю, о котором нельзя никому говорить. Нет, дедушка совсем не похож на инфери с той картинки. С этой мыслью Скорпиус и заснул, и ничего страшного ему в ту ночь не снилось.

Глава 3

Скорпиус стоял посреди гостиной и глотал слезы. Мама кричала. Очень сердитый папа не кричал, но говорил громко и резко. А Скорпиус не понимал, как вышло, что его обычная прогулка закончилась этим.

За ворота он выходил не раз и даже не два. Там, в общем‑то, не было ничего особенного – поля и холмы, но Скорпиусу они нравились. Иногда становилось скучно гулять в парке, где все время одно и то же: лужайки с короткой травой, дорожки, посыпанные мелкими светлыми камешками, знакомые деревья, а за воротами все было по–другому. Трава доставала почти до пояса, дорожек не было вообще и главное, можно было повернуть хоть направо, хоть налево – все равно неизвестно, куда придешь. Но очень уж далеко Скорпиус не уходил. Время от времени оборачивался назад, и когда дом становился таким маленьким, что помещался в двух ладонях, если их поднять и сложить вместе, возвращался обратно или ложился прямо в траву, смотрел на небо, если на нем были облака, и слушал кузнечиков. Правда, мистер Эр однажды сказал, что кузнечики не поют, поют цикады, но цикад Скорпиус не видел, зато кузнечиков сколько угодно – некоторые выпрыгивали из травы прямо на него и быстро упрыгивали обратно, поэтому Скорпиус так ни одного и не поймал, чтобы проверить.

Сегодня все было также, только когда он вернулся, навстречу бежала мама. Схватила на руки как младенца какого‑нибудь и понесла в дом. А потом началось… «Как ты мог?» «Почему не предупредил?» «Нельзя выходить одному». «Ты еще ребенок». Больше всего Скорпиус не любил, когда его называли ребенком. Ну ладно еще в прошлом году, когда он действительно был совсем глупый, но теперь‑то он почти большой и столько всего знает. Не зря же целый год учился! И Мабби тоже досталось, что не уследила. А чего там следить? За воротами все равно никого нет, одни кузнечики. Сначала было просто обидно, но когда папа велел скорчившейся на полу эльфихе убираться и больше не приближаться к Скорпиусу, стало вдруг очень жарко, как будто влез в горячую воду. Вот тогда все и произошло. В камине полыхнуло красным, а потом что‑то сильно грохнуло и зазвенело.

— Вингардиум Левиоса! – крикнул кто‑то.

В гостиной сразу стало очень тихо, и Скорпиус открыл глаза. Он не помнил, когда успел зажмуриться, наверное, когда грохнуло. В воздухе плавали какие‑то прозрачные осколки. А в проеме двери стоял дедушка Люциус. Это был первый раз за очень много дней, когда Скорпиус увидел его снова.

— Репаро! – сказал дедушка, и осколки рванулись в стороны. – Ни одного уцелевшего окна. Довели человека.

Скорпиус посмотрел на окна. Последние осколки, звякая, вставали на место, и стекла становились целыми. Это что же? Это значит, его довели. Стало немного стыдно, но не сильно. Он же не специально все тут разбил. Раньше с ним уже случались всякие странные вещи. Папа называл это «стихийными проявлениями магии», но еще ни разу ничего не взрывалось и не разбивалось. Однажды Скорпиус заставил завядший цветок расцвести. Ничего особенного он для этого не делал, просто стало жаль, что не успел его как следует рассмотреть. Еще однажды у мистера Эр выросли рога, как у оленя. Это случилось после того, как Скорпиус поссорился с ним из‑за учебника. Было очень весело, потому что Эр, пока шел в кабинет папы, все время задевал рогами за углы и даже свалил один портрет. А у месье Брюне засохло в склянке зелье, которым он собирался в очередной раз напоить Скорпиуса.