«Хочу тебя видеть встречу на причале когда придете Ира».
Да не мог начальник обратить какое-либо особое внимание на этот текст, потому что во всем экипаже «Перова» только один я знал, что Лука Иванович не видел свою дочь четырнадцать лет, так как твердо держал слово, данное когда-то при разводе жене.
Отзвучали команды «Подать носовой!.. Подать кормовой!», и «Перов» прижался бортом к причалу, куда подошли две легковые машины: «газик» и «Волга». Из них неторопливо вышли портовые власти, таможенники, представители пароходства, и, пока заканчивалась швартовка, они здоровались друг с другом, закуривали; они не спешили, потому что еще не было пограничников.
Стали спускать трап, и вот тут-то я обратил внимание, что Лука Иванович в какое-то мгновение отвлекся; команда, которая должна была последовать от него, задержалась, я взглянул на него и увидел: он уставился на причал, по не туда, где собрались власти, а значительно правее, где стояли, поблескивая алюминиевыми рифлеными стенками, контейнеры, и вот там-то, сжимая букет белых хризантем, ждала девушка; она была худенькая, высокая, в светлом плаще и красной вязаной шапочке. Лука Иванович отдал нужные команды, потом поманил меня к себе и, указав на девушку, сказал:
— Приведешь ко мне… до властей. Понял?
Больше я ни о чем расспрашивать не стал, потому что трап уже опустили, а пограничников все еще не было, где-то они задерживались. Я выскочил на причал и, пока никто не успел опомниться, схватил девушку за руку, пробормотал:
— Здравствуйте! Идемте быстро!
Она испугалась, но побежала за мной. Когда мы влетели на палубу, старпом удивленно крикнул:
— Куда?!
— К капитану, — успел только ответить я и втолкнул ее в дверь, а еще через полминуты мы входили в капитанскую каюту…
Лука Иванович стоял посередине, чуть расставив ноги, весь в напряжении, и мне даже показалось — он врос в этот толстый, цвета вялой травы ковер; новенький китель сверкал на нем пуговицами и нашивками, лицо было свежо, и даже вроде бы с него исчезли морщины.
— Вы… папа? — тихо спросила Ира.
А он молчал, разглядывая ее. Наверное, он и не слышал, что она спросила. Он так долго думал об этой встрече, что сейчас был, видимо, просто потрясен, что она произошла… Ира вытянула вперед букетик хризантем, подошла к нему, он машинально взял цветы, и она наклонилась и осторожно поцеловала его в щеку, сказала испуганным голосом:
— Здравствуйте, папа.
И вот тогда он медленно поднял свою тяжелую руку с широкой ладонью, прижал к себе Иру, проговорил с трудом:
— Здравствуй, Ирочка, — и трижды широко поцеловал ее, взял тут же под локоть и повел к дивану. — Садись…
Я направился было к двери, но Лука Иванович подал мне знак, чтоб я остался, а сам подошел к буфету, достал корзинку с фруктами, поставил перед Ирой:
— Угощайся.
Только теперь я разглядел ее. Нет, я бы никогда не сказал, что она дочь Луки Ивановича, если бы встретил ее случайно. У нее было открытое, строгое лицо, никакого налета хитрости, только глаза с зелеными искорками да еще, пожалуй, веснушки на прямом, ровном носу определяли какое-то сходство с отцом; она взяла из корзины красивую длинную грушу и, стесняясь, надкусила ее. Лука Иванович сел напротив и тихо спросил:
— Ну, как ты живешь, Ирочка?
— Мы хорошо живем, — сказала она, и мне сразу не понравилось это «мы» да и вообще, как прозвучала у нее фраза, словно она с самого начала порешила заявить отцу, что те, с кем она живет, и она — нечто общее, неотделимое.
Она огляделась и сказала:
— А здесь красиво.
— Ты еще не была на пароходах? — спросил он.
— Была, — сказала она. — Вместе с мамой. Но я не помню…
— Ах, да! — спохватился Лука Иванович. — Ну конечно, конечно… Но ты тогда была очень маленькой… Где ты теперь учишься?
— Я биолог, — сказала она.
— Это, кажется, профессия…
— Да, папа тоже биолог…
Как только она это сказала, я заметил — у Луки Ивановича дернулась щека, но он тут же сумел справиться с собой. Но теперь уже Ира обнаружила свою ошибку и внезапно покраснела.
— Ой, простите! — проговорила она.
— Ничего, ничего, — сказал Лука Иванович. — Ты ешь грушу, не стесняйся… Это вкусная груша.
И в это время за дверью послышались шаги и голоса, перебивающие друг друга, — это торопились к капитану представители.
— Задержи их, — кивнул мне Лука Иванович.
Я выскочил за дверь вовремя — еще бы немного, и вся эта толпа, смяв сопротивление старпома, ворвалась в каюту, и я закричал в отчаянии:
— Товарищи! Товарищи! Капитан просит всех пройти в кают-компанию.
Впереди стояла полная женщина в полувоенной форме; кто она, я не знал. Фыркнув, она сказала:
— Вот еще новости!
Но я не сдавался и, перекрывая голоса, кричал:
— Прошу, прошу всех в кают-компанию!
Все стали поворачивать, но тут ко мне пробился майор-пограничник и сказал, потрогав рыжеватые усы:
— Ну, мне-то… — и улыбнулся.
И тогда я сказал:
— Товарищ майор, капитан не видел дочь четырнадцать лет. Дайте ему пять минут, а?
И майор все понял. Майор достал сигарету и сказал:
— Ну, если так, то подождем.
И мы с ним организовали охрану возле дверей капитанской каюты, стояли и курили; потом майор взглянул на часы и сказал с улыбкой:
