Сказки человека, который дружил с драконом - [8]
Оставшийся путь пёс не выходил у малыша из головы. Перед внутренним взором всё стояло его тяжелое дыхание и… глаза.
Наступления темноты он дождался с трудом. Тихонько выскользнув из спальни, прихватив украденный с ужина кусок мяса и склянку воды, малыш отправился в путь. Погода была тихая, небо ясное, а луна полная. Из-за полной луны деревья бросали на безлюдную дорогу длинные уродливые тени и, казалось, не тени, а страшные чудовища преграждают малышу путь. Но перед его душой стояли глаза пса — и малыш шёл. Да ещё помогала склянка без крышки. При каждом шаге вода пыталась выплеснуться, и на то, чтобы её не разлить, требовались все его жалкие силёнки. Страх прыгал перед ним взбесившейся кошкой, но собачьи глаза и непослушная склянка помогли дойти до конца.
…Пса нигде не было! Он облазил все кусты и окрестности — пёс исчез. Оставив еду и склянку с водой у обочины, малыш отправился в обратный путь. И тут страх встал перед ним в полный рост. Малышу казалось, что его поджидают за каждым кустом, а любой шорох отдавался изморозью в спине.
На подходе к дому подул ветер. Сначала это были редкие порывы, которые затем превратились в шквалы, а затем в ураган. Небо мгновенно занесло чернотой грозовых облаков. Блеснули молнии. Изредка в окна туч проблескивала луна, но от этого было ещё страшнее. Издалека стал слышен рёв шторма.
Выйдя на гору, нависающую над деревней, мальчик сразу понял, что что-то не так. Вся деревня была в огнях, а причал в факелах. Прямо за толпой людей и линией факелов бурлила чёрная мясорубка воды. Волны высотой в дом грызли волнорез подобно стае взбесившихся псов. И там среди чёрных валов волн боролся за жизнь — корабль.
Судно сносило на рифы под отвесную стену горного плато. И в штиль там невозможно было подняться, в шторм — верная смерть. Машины надрывно выли под стать ветру — но куда им тягаться со стихией. Капитан попытался помочь машинам брошенным якорем, но цепь порвалась с хлопком лопнувшей струны. Лопнувший конец цепи, свисая в воду, полоскал волну, отчего корабль стал похож на пса, сорвавшегося с привязи. И вместе с цепью лопнула Надежда. Корабль в последний раз взревел трубами и… стены волн и край скалы скрыли его от глаз. Никто не шелохнулся. Отчаяние солёными брызгами накрыло людей. Сквозь раскаты обезумевшей стихии то тут, то там прорывался шёпот молитв. Сердца отказывались верить и отказывались расставаться.
Вдруг что-то неуловимо изменилось. По линии, по которой луна должна была отражаться в воде, волны стихли, как по взмаху волшебной палочки, и лунная дорожка засверкала золотым руном по коже воды. Слева и справа волны вздымались и с рёвом падали семиметровыми стенами, а на лунной дорожке гладь воды была тише самого тихого предзакатного штиля. И по этой дорожке, как по ковру, шёл Мальчик. Слева от него величаво плыл белый лебедь, а в правой Мальчик держал обрывок якорной цепи, за которую, словно по весеннему ручью бумажный пароходик из воскресной газеты, он вёл корабль. Нос корабля громоздился за его спиной подобно сказочному чудовищу, но как газетный кораблик слушается каждого подёргивания ниточки, так громадное судно слушалось каждого мановения его руки.
Люди замерли, отказываясь верить своим глазам. Мозг не мог принять то, что видели очи. У всех перехватило дыхание — как будто дыхание могло спугнуть видение. Но то, во что отказывался верить разум, не было миражом. Мальчик сначала завёл корабль за волнорез, а потом подвёл к пристани, и борт ударился о причал. Сверху бросили концы. Подобно тому, как половодье ломает сковывающий реку лёд, толпа сломала оцепенение и бросилась чалить швартовые. Крики, плач, лязг металла, рокот волн, клёкот чаек — всё смешалось с песней ветра.
За чудом спасения, объятиями и слезами радости про Мальчика совсем забыли. А когда спохватились, то никак не могли найти. Нашли его только к утру, вместе с первыми лучами солнца — мёртвым, на ступенях церкви. Мальчик лежал, раскинув руки и устремив взгляд в небо, а на лице покоилась улыбка, какая-то тихая и необычайно светлая. Но особенно всех поразили глаза. Глаза были не потухшими, а наполнены таким невыразимым счастьем, что их никто не решился закрыть. Его так и похоронили — с открытыми глазами и улыбкой на лице. И даже днём казалось, что в его глазах отражается сияние звёзд всего неба.
После отпевания Мальчика похоронили не на кладбище, а на горе прямо за церковью — лицом к кресту, храму и океану. Заходило солнце.
Люди никак не хотели расходиться. Священник сидел на ступенях церкви, обхватив голову руками, изредка покачиваясь из стороны в сторону. И хоть щеки его были сухими, по плечам то и дело пробегала судорога немых рыданий.
Капитан — невысокий человек с широченными плечами, с бакенбардами и изогнутой самшитовой трубкой — в парадном кителе, с начищенными до блеска пуговицами стоял отдельно от толпы и глядел на море и заходящее солнце. Его фигура на фоне заката с трубкой, пыхтящей колечками дыма, походила на стоящий под парами грузовой пароход. В глазах собравшихся людей стояли слёзы и немой вопрос: «Почему он умер?» Каждый повторял его про себя, и было видно, как у многих шевелились губы. Вопрос рос, рос пока не повис в воздухе так же реально, как и заходящее солнце.
