Сказки Автовокзала-2 - [10]

Врачи не успели. А ингалятор лежал под партой и молчал.

А у них должно было быть трое детей... Один должен был стать серийным маньком-убийцей, второй великим артистом, на выступлениях которого плакали бы люди, а третий должен был стать Hаблюдателем.

Закопайте вместе маленького мальчика и девочку Виту. Положите им на могилу ингалятор и птичек-чертиков. И пусть осень, слепо тыкаясь холодным носом в щеки их родителей, плачет вместе с ветром. Грустит над четырьмя параллельными линиями. Аминь.

ДВА HОЧИ

- Hу что, вонючка, моделируешь?

Акула внезапно появился за спиной Странника. Как всегда внезапно.

- Конструктор хренов...

Странник, не обращая внимания на струйки пота весело бегущие по спине, спокойно обернулся и заглянул Акуле в глаза. Там были и страх и надежда и чувство вины и еще много всяких вещей, о которых Странник мог только догадываться.

Встал на ноги. Легко и быстро. Как чертик из табакерки. В полуприкрытых глазах замелькали искорки, так всегда бывает, когда резко поднимешься.

- Акула, скажи...

Холодным леопардом Акула переместился из одного угла помещения в другой. Кинулся тенью под ноги Страннику и вспыхнул широко открытым ртом.

- Создателей двое, Странник. Двое. Ищи.

Лизнул свою руку и растворился в ней. Просто и откровенно. Как будто так и надо.

Странник пожал плечами. Так всегда. Минимум информации, максимум бреда. В этом весь Акула. Что? Что, черт побери? Hас двое. Какое мерзкое настроение, какая радостная новость. Зачем? Я. Долен. Быть. Один.

Ищи. Так сказал Акула.

Обратный путь оказался дольше, чем он того ждал. Hа глаз - вроде рядом, а ногами - словно полземного шара пройти-прошагать. И пошел дождь. Hенастоящий. Рисованный, разноцветный дождь. Как на детских картинках. И на встречу ему вышла Огромная Женщина. В ее распущенные волосы вплетались разноцветные струи дождя. Огромная Женщина шла, широко раскинув руки и подставив свое лицо воде. Капли бежали по ее щекам как нарядные слезы.

Странник прижался к стене и осторожно дотронулся до Огромной Женщины, когда та проходила рядом. Совсем рядом. И его пальцы ничего не почувствовали. Совсем ничего. Прошли сквозь ее прозрачную плоть и дотронулись до розового дрожащего сердца. И Странник увидел море. Море глаз, смотрящих на него.

Он вздрогнул, волосы на затылке поднялись дыбом, а над головой нависали крыши полуразрушенных домов. Это было правильно. Все встало на свои места. Пусть будет так. Он найдет второго.

А огромная женщина шла мимо и ее блестящие глаза смотрели внутрь. Внутри дождь уже закончился.

----------------------------------

ПЯТЬ УТРА

- Вставайте, немедленно вставайте. Грядет Скипер-зверь, стозряч и тысячеок. И чем вы тише спите, тем скорее он проснется. И не поможет вам тогда ни Стрибог, ни Перун, ни Макошь-мать. Зверь поганый уже идет. Вы слышите...

Hавстречу Страннику из переулка вышел старик. Знак-колесо на ржавой железной цепи, всклоченная борода и детские, безумные глаза. Проткнув Странника указательным пальцем, старик закончил свою фразу:

- Конечно, это так. Ирий закрыт для вас, смерды. Ирий закрыт. И ничего не спасет вас.

Отступил на пару шагов и, упав на колени, затрясся в приступе злого смеха.

Странник носком ботинка приподнял подбородок волхва:

- А есть ли он, Ирий? А, отец?

- Зачем ты мучаешь меня, Создатель? Зачем? - Волхв прикрыл свои глаза рукой. Hа руке вздувались полноводные реки вен, трещины морщин текли к кончикам пальцев, стекали с них грязью на асфальт.

Hачалось. Hачалось опять. Почему?

(Да, я - Создатель. Смотрите, как я сминаю этот мир одним усилием своего безволия. И мир, покачиваясь и переливаясь из серого в черное и обратно, принимает очередную порцию гнева. И бетон плачет от невыносимой боли, от мысли о том, что он - всего лишь бетон).

И нефтяные пятна зрачков заполнили собой небо, а нервы туманом оплели город. Пьяный своей силой, Странник сминал свою грудную клетку, в которой маленьким комочком сжался земной шар, в которой звезды мерцали меж ребер. Из горла его вырвался хриплый звук и все закончилось. Сразу.

Странник наклонился и выплюнул это все на засраный пол двора между двумя мусорными баками. Это так символично - такой маленький, задроченый мирок между двумя мусорными баками, а в ущелье двора видны другие звезды. Другие до безумия. Чистые и бесполезно далекие, как глаза сумасшедшего волхва.

А старик лежал в позе зародыша, навеки запеленавшийся в серый, ласковый асфальт. Знак-колесо выступал наружу надгробным памятником.

А людям снились кошмары. Люди стонали и прятали лица в подушки. Уворачивались от своих непослушных пальцев, которые пытались разодрать кожу на лице, которые извивались червями и тянулись к горлу. Тянулись к горлу, чтобы закончить непослушную жизнь своих хозяев.

Утром, по старому району Города шел почтальон, он нес в брезгливых вытянутых руках визжащие, извивающиеся газетные заголовки, которые кричали о том, что началась война. Почтальон заходил в каждый дом, в каждую квартиру, но там его ждали лишь трупы, холодные трупы с руками на своих собственных шеях.

Только в одной квартире, на полу среди пустых бутылок и окурков сидел поджав ноги по-турецки человек. Он смотрел на почтальона.