Сказки Апокалипсиса - [24]

Двенадцатилетние подростки получают оружие (за территорию без него – ни шагу!) и впервые выходят осмотреться на подвесном мосту, прогуляться с патрульным отрядом, помочь взрослым на полях и огородах. Иногда им дозволяется даже встретить с дежурными караван или поучаствовать в отстреле слишком близко подобравшихся тварей – правда, с безопасного расстояния: со стены или смотровых вышек.

А тот, кто смекалист, ловок, меток и удачлив, попадает в отряд скаутов и после четырнадцатилетия отправляется в Рейд. «Раньше – паспорт и УК, нынче – форма и АК», – бывает, усмехаются взрослые.

Рейд длится ровно сутки: от заката до заката. Три матерых сталкера и один скаут. По результатам похода начальником Базы принимается решение – зачислить подростка в стажеры к сталкерам или взять на гарнизонную службу. Но, конечно, надзирать за укреплениями, дежурить на вышках, ходить в караулы вокруг Базы, встречать и провожать караваны, – это совсем не то, что отправляться в многодневные поисковые и торговые рейды. Поэтому Митяй и Сашка – семнадцатилетние стажеры, которые скоро уйдут в первый дальний рейд и вернутся настоящими сталкерами, – охотно делятся кое-какими навыками со скаутом Лёнькой.

– Сначала держи это.

Лёнька вскакивает и принимает от старшего брата небольшой, как раз по руке, кожаный кнут с плетеной рукоятью и петлей для запястья.

– О-о-о…

– Зорро позавидовал бы, гарантирую, – улыбается довольный Сашка и кладет узкую сильную ладонь на плечо Лёньки. – Владей!

– Теперь мой подарок, – нетерпеливо вклинивается Митяй и вручает младшему другу небольшой новенький пухлый гермомешок. – Их там, внутри, целых пять. Разного размера.

– Ох, спасибо! – Лёнька с благоговением смотрит на подарки и чуть не роняет их, когда Сашка хлопает его по одному плечу, а Митяй – по другому.

– С днюхой, дон Леонсио!

Часа через два, когда у большинства ребят появляется свободное время, в комнатку набивается куча народу. Глебыч притаскивает небольшой столик, Марк и Витька сдвигают к нему все три койки, Лёнька бежит на кухню за кипятком, Сашка рассаживает гостей и раздает чашки, а Митяй всеми командует. Места хватает всем – и Аслану с Киром, и Севке с Лёхой, и прочим друзьям-приятелям Лёньки. И даже Полине с Олечкой, с которыми он накануне знатно и навсегда поссорился из-за какой-то невероятной ерунды. «На огонек» то и дело заглядывают знакомые, в основном соседи по корпусу и стажеры, приятели Сашки с Митяем, – поздравляют Лёньку и Глебыча, дарят всякую полезную или забавную мелочь и желают удачи: мальчики родились в один день, и в Рейды пойдут в один день.

На минуту заходит отец Георгий в камуфляже и «берцах», с ухоженным СКС на плече. Поверх пятнистой футболки холодным блеском отливает стальная цепь, на которой висит кованый крест. Ребята многозначительно переглядываются: все уже знают, что батюшка сегодня добрых два часа скреб звенья щеточкой с толченым мелом и антисептиком. Рано утром стая ночных перелетных полосянок искала место для дневного отдыха, и База была поднята по тревоге, а священник, когда у него иссяк боезапас, именно этой цепью задушил тварь, приземлившуюся у входа в жилой корпус. Отец Георгий рокочет поздравления Лёньке и Глебычу и протягивает каждому по жестяной коробочке с «самолепными» медовыми конфетами.

Как ни в чем не бывало является тетя Аня, вручает Глебычу новенький блокнот, к которому веревочкой привязан карандашик («Ты же поэт, Глебушка, настоящий поэт! Никогда не забывай этого, даже в рейдах! Такие люди сейчас на вес золота»), а Лёньке – краски, да-да, самые настоящие масляные краски в тубах, «для самого настоящего художника». Правда, перед уходом тетя Аня грозит Лёньке пальцем, но тот лишь весело хохочет.

Абсолютно седой в свои неполные пятьдесят, директор школы втаскивает узкий деревянный стеллажик – «подарок ма́льцам от школьных работников и им сочувствующих». С удовольствием пригубив «за здоровье» из плоской фляжки, которую Митяй достает лишь по особым случаям, директор удаляется вместе с ней, усмехнувшись: «Экзамен пересдашь – отдам».

Потом все играют в фанты, в «немую угадайку», пьют травяной чай с соседской выпечкой и душистыми конфетами отца Георгия и, наконец, расходятся.

Лёнька ворочается. Лёнька вздыхает.

– Да сколько же можно, – тихо ворчит Сашка и, набросив на плечи одеяло, пересаживается на койку брата. – Ты вообще спать собираешься?

– Не знаю… не получается…

– Сонника заварить?

– Да ну тебя! Что я, маленький, что ли?

– Не маленький, но и не сильно большой, – в голосе брата насмешки нет и в помине, но Лёнька все равно подумывает, не обидеться ли ему. – А вообще молодец. Ты самый лучший из скаутов, и это я не как брат говорю, а как старший товарищ. Главное, мозги у тебя в порядке: и на рожон не полезешь, и в бою не струсишь.

Нет, пожалуй, обида совсем не к месту.

– Саш… А ты, правда, боялся в первом Рейде?

– Я же говорил. И в первом, и даже во втором. И Митяй боялся, и его родители, и наш отец тоже… Главное же не отсутствие страха, а его преодоление. Не вижу причин, по которым столь благородный дон не перерос бы страх. А если кто тебе заявит, что никогда не трусил, плюнь ему в рожу, как советует наш мирно похрапывающий дон Деметрио.