Сказки англов, бриттов, скоттов - [32]

Но хуже всего было то, что они и в самом деле не могли есть это мясо, потому что, когда его сварили, оно оказалось жестким, как мертвечина, да еще черным, словно торф. Вы с таким же успехом могли бы вонзить зубы в дубовую доску, как в это мясо, только потом вам пришлось бы усесться подальше от стены, чтобы не разбить об нее свою башку, стараясь выдрать из этого мяса зубы. Так что в конце концов им пришлось бросить это мясо собакам. Но даже те от него отвернулись. И вот оно было выкинуто в канаву, где и сгнило.

Эта неудача стоила бедняге Шамасу много горьких слез — ведь теперь ему приходилось работать с двойным усердием. И он с зари до зари пропадал в горах за вереском.

В один прекрасный день он проходил со связкой веников на спине мимо вот этих самых холмов и вдруг увидел свою Пеструшку! Ее пасли два рыжих человечка.

— Ба, никак это корова моей матушки? — говорит Шамас-а-Снейд.

— Никак нет! — отвечает один из человечков.

— Да конечно она! — говорит Шамас, бросая веники на землю и хватая корову за рога.

Тогда — что бы вы думали! — рыжие человечки изо всех сил гонят корову вот к этому самому обрыву. Один толчок — и она летит кувырком вместе с Шамасом, который словно прирос к ее рогам. Один всплеск, и воды озера сомкнулись над ними, и Шамас вместе с коровой пошел ко дну.

Но только Шамас-а-Снейд подумал, что пришел ему конец, как вдруг увидел перед собой великолепнейший дворец из драгоценных камней и самоцветов. И хотя он был совершенно ослеплен великолепием этого дворца, все же у него хватило ума не выпускать из рук рога своей коровенки. Мало ли что с ней могли еще сделать? А когда его пригласили зайти во дворец, он отказался.

Но вот раздался страшный шум, двери замка растворились, и оттуда вышли сто прелестнейших леди и джентльменов.

— Что нужно этому смертному? — спросил один из них, казавшийся господином.

— Мне нужна корова моей матушки! — ответил Шамас-а-Снейд.

— Но это ведь не корова твоей матери, — сказал господин.

— То есть как так! — вскричал Шамас-а-Снейд. — Да я ее как свои пять пальцев знаю!

— А где ты ее потерял? — спрашивает господин.

Тут Шамас подходит к нему и выкладывает все: как он отправился в горы, увидел там пыхтунов, которые играли в мяч, как мяч попал ему в глаза и как пропала его корова.

— Пожалуй, ты прав, — говорит господин и вытаскивает кошелек. — Вот тебе за двадцать коров, получай!

— Э, нет! — говорит Шамас. — Меня на мякине не проведешь. Отдавай мою корову — и баста!

— Ну и чудак человек, — говорит господин. — Лучше оставайся здесь, поживи во дворце!

— А мне и с матушкой неплохо живется.

— Дурак! Да оставайся здесь, будешь жить во дворце.

— А мне и в матушкиной хижине хорошо, — говорит Шамас.

— Будешь гулять здесь по садам, фрукты рвать, цветочки.

— По мне, уж лучше вереск в горах рвать.

— Будешь есть сладко.

— Хм, да раз Пеструха опять у меня, картошка с молоком всегда уж будут.

— Ой-ой-ой! — закричали вокруг него леди. — Неужели ты заберешь корову, которая дает нам к чаю молока?

— А что же? Моей матушке молоко нужно побольше вашего. И она получит его! Так что хватит мне зубы заговаривать. Отдавайте-ка мою корову!

Тут они окружили его и стали предлагать целые горы золота за корову, но Шамас наотрез отказался. Тогда, убедившись, что он упрям, как осел, они принялись его тузить.

Но все равно он до тех пор не выпускал из рук рога коровы, пока наконец резкий порыв ветра не вынес его из дворца. И вмиг он очутился со своей Пеструшкой на берегу озера. Вода была совсем спокойной, будто ее не тревожил никто с самого детства Адама, — а это было давненько, сами понимаете.

Так-то вот. Отвел Шамас-а-Снейд свою корову домой, а уж как матушка ей обрадовалась! Но только она промолвила: «Боже мой, никак наша скотинка!» — коровенка тут же развалилась, словно сухой брикет из торфа. Таков был конец Пеструшки Шамаса-а-Снейда.

— А сейчас, — сказал мой собеседник, подымаясь с камней, — пойду-ка погляжу на мою коровенку, а то, неровен час, утащат ее пыхтуны!

Я заверил его, что ничего подобного не случится, и на этом мы расстались.

Завороженный пудинг

Молли Роу Раферти была отпрыском — я имею в виду дочерью — того самого старика Джека Раферти, который прославился тем, что всегда носил шляпу только на голове, а не наоборот. Да и вся семейка его была со странностями, что уж верно, то верно. Так все считали, кто знал их хорошенько. Говорили даже, — хотя ручаться, что это истинная правда, я не стану, чтоб не соврать вам, — будто если они не надевали башмаков или там сапог, то ходили разутые. Правда, впоследствии я слышал, что, может, это и не совсем так, а потому, чтобы зря не оговаривать их, лучше не будем даже вспоминать об этом.

Да, так, значит, у Джека Раферти было два отпрыска, Пэдди и Молли. Ну, чего вы все смеетесь? Я имею в виду сына и дочь. Все соседи так всегда и считали, что они брат с сестрой, а правда это или нет, кто их знает, сами уж понимаете; так что с Божьей помощью и говорить нам тут не о чем.

Мало ли какие еще безобразия про них рассказывали, даже и повторять тошно. Вот будто и старый Джек и Пэдди, когда ходят, сначала одной ногой шагают вперед, а потом уж только другой, все не как у людей.