Сказки английских писателей - [10]
В этом городе не достать было даже волшебного фонаря, чтобы устроить детям праздник, и, уж конечно, негде было купить смешных бумажных кукол, которыми у нас дети так любят играть на рождество, — короля, королеву, даму с кавалером, щеголя, воина и других героев карнавала.
Моя приятельница, мисс Банч, гувернантка в большой семье, жившей в бельэтаже того же дома, что и я с моими питомцами (это был дворец Понятовского в Риме, в нижнем этаже которого помещалась лавка господ Спиллмен — лучших в мире кондитеров), так вот, мисс Банч попросила меня нарисовать эти фигурки, чтобы порадовать нашу детвору.
Мисс Банч всегда умеет выдумать что-нибудь смешное, и мы с ней сочинили по моим рисункам целую историю и вечерами читали её в лицах детям, так что для них это был настоящий спектакль.
Наших маленьких друзей очень потешали приключения Перекориля, Обалду, Розальбы и Анжелики. Не стану скрывать, что появление живого привратника вызвало бурю восторга, а бессильная ярость графини Спускунет была встречена общим ликованием. И тогда я подумал: если эта история так понравилась одним детям, почему бы ей не порадовать и других? Через несколько дней школьники вернутся в колледжи, где займутся делом и под надзором своих заботливых наставников будут обучаться всякой премудрости. Но пока что у нас каникулы — так давайте же посмеемся, повеселимся вволю. А вам, старшие, тоже не грех немножко пошутить, поплясать, подурачиться. Засим автор желает вам счастливых праздников и приглашает на представление.
M. А. Титмарш
Декабрь 1854 года
ГЛАВА I, в которой королевская семья усаживается завтракать
Вот перед вами повелитель Пафлагонии [2] Храбус XXIV; он сидит со своей супругой и единственным своим чадом за королевским завтраком и читает только что полученное письмо, а в письме говорится о скором приезде принца Обалду, сына и наследника короля Заграбастала, ныне правящего Понтией. Посмотрите, каким удовольствием светится монаршее лицо! Он так увлечен письмом понтийского владыки, что не дотронулся до августейших булочек, а поданные ему на завтрак яйца успели уже совсем остыть.
— Что я слышу?! Тот самый Обалду, несравненный повеса и смельчак?! — вскричала принцесса Анжелика. — Он так хорош собой, учен и остроумен! Он побил сто тысяч великанов и победил в сражении при Тирим-бумбуме!
— А кто тебе о нем рассказал, душечка? — осведомился король.
— Птичка начирикала [3], - ответила Анжелика.
— Бедный Перекориль! — вздохнула её маменька и палила себе чаю.
— Да ну его! — воскликнула Анжелика и встряхнула головкой, зашуршав при этом целой тучей папильоток.
— Лучше б ему… — заворчал король.
— А ему и впрямь лучше, мой друг, — заметила королева. — Так мне сообщила служанка Анжелики Бетсинда, когда утром подавала мне чай.
— Все чаи распиваете, — мрачно промолвил монарх.
— Уж лучше пить чай, чем портвейн или бренди, — возразила королева.
— Я ведь только хотел сказать, что вы большая чаевница, душечка, — сказал повелитель Пафлагонии, силясь побороть раздражение. — Надеюсь, Анжелика, у тебя нет нужды в новых нарядах? Счета твоих портных весьма внушительны. А вам, дражайшая королева, надо позаботиться о предстоящих торжествах. Я бы предпочел обеды, но вы, конечно, потребуете, чтобы мы давали балы. Я уже видеть не могу это ваше голубое бархатное платье — сносу ему нету! А еще, душа моя, мне бы хотелось, чтобы на вас было какое-нибудь новое ожерелье. Закажите себе! Только не дороже ста, ну ста пятидесяти тысяч фунтов.
— А как же Перекориль, мой друг? — спросила королева.
— Пусть он идет…
— Это о родном-то племяннике, сэр! Единственном сыне покойного монарха?!
— Пусть он идет к портному и заказывает что нужно, а счета отдаст Разворолю — тот их оплатит. Чтоб ему ни дна ни покрышки, то бишь всех благ! Он не должен ни в чем знать нужды. Выдайте ему две гинеи на карманные расходы, душечка, а себе заодно с ожерельем закажите еще и браслеты.
Ее величество, или сударыня королева, как шутливо величал свою супругу монарх (ведь короли тоже не прочь пошутить с близкими, а эта семья жила в большой дружбе), обняла мужа и, обвив рукой стан дочери, вышла вместе с нею из столовой, чтобы все приготовить для приема высокого гостя.
Едва они удалились, как улыбка, сиявшая на лице отца и повелителя, исчезла, а с ней вместе и вся его королевская важность, и остался лишь человек наедине с самим собою. Обладай я даром Д.-П.-Р. Джеймса[4], я бы в красках описал душевные терзания Храбуса, его сверкающий взор и раздутые ноздри, а также его халат, носовой платок и туфли. Но поскольку я не обладаю таким талантом, скажу лишь, что Храбус остался наедине с собою. Он схватил одну из многочисленных яичных рюмочек, украшавших королевский стол, кинулся к буфету, вытащил бутылку бренди, налил себе и раз и два, потом поставил на место рюмку, хрипло захохотал и воскликнул:
— Теперь, Храбус, ты опять человек! Увы! — продолжал он (к сожалению, снова прикладываясь к рюмке). — Пока я не стал королем, не тянуло меня к этой отраве. Я не пил ничего, кроме ключевой воды, а подогретого бренди и в рот не брал. Быстрее горного ручейка бегал я с мушкетом по лесу, стряхивая с веток росу, и стрелял куропаток, бекасов или рогатых оленей. Воистину прав английский драматург, сказавший: «Да, нелегко нам преклонить главу, когда она увенчана короной!»
