Сказка Востока - [189]

Главный конюх в те времена — должность внушительная, и, может случится, что Молла сам наводит на него, да иного выхода нет. И, разыгрывая безмерный гнев, старый астроном рвется в жилище конюха. Маленький тщедушный старичок от одного только движения мощного главного конюха «Сказки Востока» полетел бы наружу. Да пока последний спросонья приходил в себя, Молла успел на ухо бросить: «Сказка Востока» — быль», и, не дожидаясь ответа, стал горячо шептать, объяснять, зная, что они заочно друг про друга давно знают.

— Спасай детей и сам спасайся. Иди на север, в Грузию, к Алазанской долине.

Этот контакт длился не более минуты. Все-таки жизнь, полная интриг, при дворе Тимура кое-чему Моллу научила, по крайней мере, лицедействовать, корчить дурака. И так вошел в раж, наверное, понравилось, а скорее, просто от злобы и бессилия, он, вернувшись вновь в конюшню, еще кого-то наугад отхлестал кнутом, быстро оседлал осла, и, зная, что лучшие сыщики сейчас преследуют его — значит охраняют, и до рассвета иных действий Тамерлан предпринять не успеет, он, напевая песню, уводил их с собою на юг, за пределы города, где в степи до зари молился. Лишь на утреннюю молитву вернулся в город, в мечеть, потом домой, мечтал поспать — сильно устал, провалился во сне и неизвестно, сколько спал — его буквально оторвали от ложа, накинули на голову мешковину и повезли. Он не знал, сколько проспал, куда везли, только по крикам и шуму понял, что в городе что-то невероятное происходит. А потом он уловил ныне до сладости знакомый, но уже увядающий аромат ауры «Сказки Востока». А когда с него сняли мешковину и стали дезинфицировать и проверять, он понял, что поведут к Тамерлану. Осмотревшись, удивился: по характерным признакам этого заведения уже был вечер. Он целый день проспал — это очень хорошо, значит, детей Малцага и племянника Бочека не нашли, иначе его не теребили бы. От этого он скрыто и пока что сдержанно внутренне ликовал, и даже предвидя, что, может, после допроса Тамерлана последуют пытки и казнь, он все теперь воспринимал как-то отстраненно, будто невменяем, все, даже смерть теперь нипочем. Почему-то в этот момент он думал только об одном: его миссия на этой грешной земле была лишь в одном — вот так, на старости, спасти кровно родных детей. И он, что мог, сделал. А смерть, она неминуема. И что уж он, дряхлый, бездетный старик, когда целые страны и народы под игом алчного варварства исчезают. И Молла Несарт понимал, что все когда-нибудь проходит. Но он думал, что такое заведение, как «Сказка Востока», куда могут попасть только богатые люди, будет существовать всегда. И даже такой деспот, как Мираншах, здесь превращался в заурядного игрока и повесу. А вот какова внутренняя энергия и мощь Тамерлана, что он этой ауре «Сказки Востока» ничуть не поддался, не соблазнился, ничуть не расслабился, а, наоборот, все своей харизмой подавил. И это уже не чарующее всех веселое заведение «Сказка Востока», а пропитанный потом гонцов и благовониями льстецов обычный караван-сарай, где не только петь-танцевать, где те же повара из тех же продуктов совсем невкусно готовят. И здесь нет былого, хоть и ложного, но приятного мимолетного флирта, некоего подобия любви, а порою и настоящей любови. Здесь теперь только насилие, только издевательство. Здесь Тамерлан, перед которым на колени брошен Молла Несарт.

— Мерзавец! — злой рык. — А ну встань!

Раньше здесь был большой танцевальный зал — наверное, самое веселое место в «Сказке Востока». Теперь на месте замечательной сцены, где даже был лифт, и при необходимости сама сцена двигалась по кругу, стоит на возвышении огромный царский трон, захваченный в древнем Багдаде. Перед троном расставлены шахматы, соперник Тимура — его сын Шахрух. Вдоль стен в порядке иерархии в угодливых позах стоят визири и придворная свита. Здесь теперь иная атмосфера, вроде масса всевозможных благовоний, а для бедного Моллы — просто пот и вонь.

— Ну, — кривой походкой подошел Тамерлан к Несарту, с грубой силой схватил убеленную бородку, напрягаясь, и даже скривив лицо от ярости, дернул так, что хилый старичок упал к его ногам. — Встань, собака! Быстрей, — вновь он схватил бороду. — Теперь скажи, как ты умудрился меня накануне обыграть?

— Повелитель, — еле может говорить Молла, — ты, видимо, отвлекался на беседу с послом.

— Я не о шахматах говорю! — рявкнул Великий эмир.

— Не понимаю.

— Сейчас поймешь. Пятьдесят палок! Охрана тут же стала срывать со старика одежду, а он вдруг безудержно засмеялся.

— Ты еще смеешь хохотать, когда я чиню суд и расправу? — в крайнем гневе Великий эмир.

— Повелитель, — слезы то ли от смеха, то ли еще от чего в глазах старика. — Посмотри на меня, — за двадцать лет отсидки в зиндане города Мараги Молла Несарт переболел чахоткой, с тех пор всегда был худой, а теперь к старости совсем кожа до кости, — зачем такая расточительность? Я и от пяти палок помру.

— Сейчас посмотрим.

— Мой Повелитель, — не унимается Молла. — Позволь последнее слово, точнее вопрос, — и, увидев молчаливое согласие: — Ты с Шахрухом в поддавки играешь? Хе-хе, там ведь давно ему мат.