Сказка в дом стучится - [65]

— У тебя есть дети. Ты просто не желаешь ими заниматься и ищешь для этого любые отмазки. Такая позиция разнесчастного кормильца семьи тебе очень даже выгодна. Типа, не я не хочу детьми заниматься, а мне не дают их, потому что считают меня плохим. Вот почему бы тебе сейчас не быть с сыном? Не помочь ему с уравнением с двумя неизвестными, а?

Его подбородок еще сильнее надавил мне на плечо, но хотя бы руки замерли.

— Ты так хорошо помнишь школьную программу или тебе успели пожаловаться?

— И то, и другое. Серьезно, Валера, хватит! Я не встречаюсь с отцами семейства, даже если они мне нравятся. И точка!

— Ну хоть на один вопрос ответила, — он потерся щекой о мою. — Нравлюсь — это уже первый шаг, а так и ко второму тебя подтолкну…

— Переспать с тобой?

— Какая же ты приземленная, Скворцова!

И он снова поднял меня в воздух, но уже не так высоко, со спины это было не с руки! А я вообще могла хватать руками лишь темнеющее небо, не в силах спастись от носа, застрявшего у меня между сведенных лопаток.

— Спать с тобой надо было, когда тебе было восемнадцать. Сейчас-то какой смысл? Сейчас тебя нужно использовать по другому назначению…

— Сбагрить детей все-таки? — говорила я шепотом, пытаясь удержать равновесие и не завалить Терёхина неловким движением на холодный влажный песок.

Заломленная поясница уже болела — сколько ж можно играть в тяжелоатлета?

— Детей я уже сбагрил профессионалам, в чем ты меня неоднократно обвинила. Ну, напряги фантазию, на что ещё ты можешь сгодиться?

— Валера, поставь меня на землю.

— Не поставлю, пока не отгадаешь. Так и простоим до утра. Я сильный — кукол недавно таскал коробками. Думаешь, живую не удержу?

— Верю, что удержишь. Но если я кукла, то и мозги у меня кукольные. И вообще кукловод все решает… Валера, ну пусти уже меня! Мне неудобно так!

— А вот так?

И он, точно юлу, прокрутил меня в руках, и я ухватилась ему за шею. Да что так за шею — еще и ноги свела у него за спиной, и он держал меня теперь совсем не за талию, а намного ниже… Но это уже не имело никакого значения.

— В твоих глазах не написана подсказка, — сделала я свои глаза еще больше. В моих явно читалось «Задолбал!» — Если мы простоим на ветру еще минуту, то вместо шампанского за здоровье Тишки, у нас будет чай с малиновым вареньем за собственное.

— Коньяк, чай и мед… Варенье — это для детей. Ну, Сашенька, ты близка к правильному ответу.

— На какой вопрос?

Я действительно уже запуталась в ходе его мыслей. В своих, правда, тоже.

— Тот, который тебя интересует. На кой ты мне сдалась?

Я ткнулась ему в лоб — да, да, ему что в лоб, что по лбу: упрямый осел!

— А, может, ты сам не знаешь, зачем я тебе понадобилась? — прошептала я до ужаса хрипло, проклиная ветер, перец и близость мужского тела.

— Знаю. Чтобы ночью холодно не было, — терся он лбом о мой лоб. Оба они, кажется, были мокрыми. — Под пуховым одеялом спать жарко, под пледом — холодно, а до резиновой грелки я еще не дорос. Ну, я надеюсь… Согласна?

— Что ты еще не совсем старик?

Он усмехнулся и теперь соединил вместе наши носы.

— Быть моей грелкой?

— Господин назначил меня любимой грелкой! — проговорила я громко, точно в рупор. И снова тихо: — Валера, отпусти меня.

— Скажи «да».

— Валера…

— Скажи «я подумаю»…

— Валера, хватит!

— Значит, да?

— Я подумаю… Отпустишь на таких условиях?

— А поцелуешь?

— Если тебе ночью нужна грелка, то уж точно не стоит целоваться на ветру. Тогда и коньяк не поможет…

— Вот зараза! Я и с тобой так и не научусь разговаривать. Стану молчать даже больше обычного.

— Ох, лучше б ты уже молчал…

— Пятнадцать лет молчал. Сколько ж можно?

— Вот можно без макаронных изделий сегодня? Мы пиццу ели. Мучное вообще на ночь вредно.

— Ты мне действительно всегда нравилась, баба Яга. Можешь тетю Лену спросить, говорил ли я ей, что лучше на тебе женюсь, чем на Наташке. На что мне резонно ответили, что и спать тогда надо было не с Наташей. И мать оказалась права…

Он улыбался, а мне стало совсем не до улыбок.

— Ты что, жениться не хотел?

Он мотнул головой. Утвердительно!

— Мне не нужно было советоваться с родителями. Надо было заплатить Наташе и отправить ее к мамочке.

— Отправлять девушку на аборт — это низость.

— Лучше сделать одну низость, чем череду глупостей.

— А предохраняться тебя папа не научил?

— А вас мамы не учили не спать с пьяными мужиками, нет? Знаешь, сваливать всю ответственность на нас нечестно. В этом процессе всегда двое участвуют, кроме случаев, оговоренных в уголовном кодексе. Она могла таблетку в тот же день принять, а не врать, что у нее месячные на носу. Я дурак, я ж не отрицаю. Но ведь мы все уверены, что нас пронесет. Потрахаем согласную девку и выкинем, а потом женимся на хорошей девочке, с которой захочется детей. От Наташи мне не хотелось ребенка, а теперь у меня аж двое Наташиных детей. А виноват коньяк, это еще доктор Булгаков сказал. Мы с Тишкой научены горьким опытом и больше не пьем. Ну, почти… Еще что-то хочешь обо мне узнать? Или на сегодня довольно откровений?

Я думала он поставит меня на землю — нет, только подкинул, чтобы взять поудобнее. У него руки затекли — а у меня все, и мозги вытекли… Из носа соплями. Я шмыгнула.