Сказка в дом стучится - [34]

— Александра! Ну блин… — расплылся черт в улыбке. — Вот чего ты сейчас подумала?

— О том, наверное, о чем ты хотел, чтобы я подумала, — выдала я тихо, но грозно. — Могу подкинуть телефончик. Там не так дорого, как у меня…

— Алька, Алька… — крутил он головой, точно и впрямь проверял шею на прочность. — Не прошла ты проверку. Как в том анекдоте — ты тот Пятачок, который всякую херню про Винни-Пуха думает. Александра, я сейчас предельно серьезен, — и его голос действительно звучал ровно, без всяких игривых ноток. — Я прошу тебя пойти со мной к Тишке. Я один туда не могу прийти.

— Тебе что, не с кем? — выдала я нервно, чувствуя, как начинает дергаться нижнее веко.

— Да, Скворцова, не с кем! — от ровности в голосе не осталось и следа. — К Тихомирову не с кем! Это семейное торжество. Это близкие друзья. Туда бабу с улицы не приводят.

— А фей с улицы, выходит, запросто?!

Внутри все тряслось — ну как я ему теперь верить должна? Идиоту! Полному!

— Александра, ты не с улицы! Показать тебе твою фотку на его танке или сама вспомнишь?

Я все прекрасно помнила. И этого Тихомирова с лоснящейся рожей. И как Виталий Алексеевич стащил меня с крыши Хаммера и отправил на кухню помогать тете Лене, которая в моей помощи, понятное дело, не нуждалась.

— И в каком качестве ты меня представишь юбиляру?

Сердце стучало в висках. Нет, я не соглашалась на предложение Терёхина. Я не должна никуда с ним идти. Тем более — к Тишке. Я не знаю, кто такой Валерий Терёхин и никогда не знала. Но его дружка раскусила и без помощи Виталия Алексеевича.

— Ни в каком! — Валера собирался стукнуть кулаком по рулю, но в последний момент все же разжал пальцы и просто за него схватился. — В качестве Александры Скворцовой, которая будет делать день рождения для нашего Сеньки и неожиданно вняла просьбе подруги и нашла в своем плотном расписании окно, чтобы уделить немного внимания ее брату.

Валера замолчал, но я не нарушила своего тяжелого молчания.

— Послушай, это более чем серьезно. Я Тишку три года не видел. Не до встреч обоим было с серьезными семейными проблемами. Только созванивались. Кстати, он само собой вообще не в курсе, что мы с тобой не общались все эти годы. Да и какая ему разница, с кем я пришел? Это мне есть разница. Я не хочу сидеть в углу один одинешенек, когда все ходят парами.

 — Куда уж проще — не ходи к нему вообще!

— Я уже сказал, что не приду. Но сорок лет, блин, понимаешь? Нет, куда тебе! Ещё маленькая такие вещи понимать…

Он снова смеялся. Нет, подхихикивал надо мной.

— Короче… Сейчас, когда появилась женщина, которая может со мной пойти, почему я не могу попросить ее о таком маленьком одолжении?

Поэт прав, лицом к лицу лица не увидать, но эту лошадь, загнанную в мыле, мне и с расстояния не рассмотреть. Хотя, похоже, держаться от него надо на очень большом! Намного больше этой машины.

— Если бы ты хотел попросить меня о маленьком одолжении, ты бы использовал другие слова и выражения, — выдавила я из себя истину в последней инстанции.

— Сказочница, ты сидела с такой постной рожей, что я понял, что просто обязан тебя подколоть, — скалился этот сивый мерин. — Вышло грубо, да? Прости, давно не практиковался. Собственно, десять лет как не практиковался. Как ты ушла, так и стал серьезным до противного.

— Как умер отец… — исправила я топорное извинение. Если он вообще хоть каплю сожалел о сказанном.

— Да, как умер отец, — голос тихий и одновременно твёрдый. Как… Дуб! Вот дуб Терёхин и есть! — Черная полоса так и не сменилась белой. Ну что, пойдешь со мной? Это в эту субботу. Если, конечно, ты не работаешь? Но ты же сама сказала, что вечерами свободна…

Соврать? Нельзя помиловать?

— Я сказала, что свободна? Когда это я такое сказала? — стремилась я взять реванш.

— Не в этом плане. В этом плане я не спрашивал, — его улыбка измельчала, но все же осталась на губах. — Но детские утренники не должны по идее превращаться в детские вечеринки. Если это не ударит по твоей личной жизни, подари мне вечер субботы. Мне это очень важно.

Глаза в глаза, и снова ничего не видно. Ресницы окропили слезы. Нет, к черту честность с тем, у кого честность синоним совсем к другому слову.

— Валера, я не могу, — но могу еще послать мягко. — Я буду чувствовать себя неловко. Не надо.

— Перед кем? — снова злость в голосе. Привычная.

Ох, не тот ты Валера, совсем не тот, каким я тебя знала и все еще почему-то помню. Вот же как бывает. Ни сном, ни духом о тебе десять лет, а тут как накрыло воспоминаниями, так накрыло. И уже не разобрать, где они приятные, а где… Не очень… Бррр, живая вода за непослушание!

— Перед всеми неловко. Валера, ну как ты не понимаешь? Это же не моя компания. Да я тебя даже толком не знаю!

— Я буду сидеть и молчать. Тебе не будет за меня стыдно. Обещаю. Александра, ну не ломайся, как маленькая! Взрослая же самодостаточная тетка уже. Никто тебя под микроскопом рассматривать не будет. Сорок лет. Это уже не возраст вершины. Это возраст падения. Если не понимаешь?

Никогда еще молчание не давалось мне так легко.

— Александра, я прошу тебя о жалости, не понимаешь, что ли? У меня не осталось друзей. Все разбрелись куда-то. Да, по правде сказать, никогда и не было их много. Поэтому я особо ценю тех, кто зовёт меня по имени. Это те, с кем я успел познакомиться до бизнеса. Наташины аля знакомые не в счет. Тишка уже обиделся, а он… Не хочу давить на твою жалость ещё больше, поэтому не буду о нем рассказывать. Может, потом, не сейчас… У него в жизни случилась большая трагедия. И там не будет гулянки. Он уже давно не такой. Там родственники соберутся и пару друзей. Он какое-то маленькое кафе снял. Все камерно. Пить он не будет. Я могу быть за рулем, если это тебя напрягает, ну? Не смотри на меня так. Стань для нас феей. Мы с ним жизнью битые, очень. И оба по своей собственной дури.