Сказка в дом стучится - [28]

— Думаешь, стану оправдываться? Неа… Я научилась не спорить по таким пустякам. Мне не тепло, не холодно от твоего мнения. Как и Марьяне, думаю.

— Вот и правильно. Не надо меня ни в чем убеждать. Ты там главное самообманом не занимайся. Свободная феминистка фигова… Да просто никому вы с Марьяной не нужны больше чем на пару ночей, а не наоборот.

— Окей, окей…

Где-то я это уже слышала… А, от мамочки каждый божий день! А Терёхин аж в руль вцепился, точно в соломинку — ну и правильно, а то утонет еще в своей желчи. Мать вон в пятьдесят вся седая. А завела бы вовремя мужика — да хоть на пару ночей — еще бы девочкой бегала.

Ну что смотришь? Не говори, что боковое зеркало проверяешь. Тебе машина все подсказывает без всякого поворота головы… Которым ты меня задалбливал в восемнадцать лет, а я отвечала, что на такой машине достаточно поворотник включить — и путь свободен!

— Давай просвети меня, чего же во мне не хватает, чтобы стать завидной невестой?

Молчит. Не думал, что захочу отрикошетить в него слова. Ну, я для него все еще та, немая восемнадцатилетняя дура.

— Молчишь? — ворчала во мне умудренная жизнью баба Яга. — Покорности, что ли? Вы не можете не командовать женщиной, так, что ли? А не слушается, применяете силу? За шланг с ледяной водой хватаетесь, так выходит?

Терёхин продолжал молчать, но уже давился улыбкой. Да нет, прежний он, прежний… Просто очень хорошо маскируется под сурового злого дядьку. По привычке.

— Ты же только что сказала, что мое мнение тебя не интересует. Я ослышался?

Поэтому продолжаешь смотреть на меня ухом?

— Это я сказала лет так двенадцать тому назад, когда ты безапелляционно заявил, что мне нужно вылезти из джинсов и влезть в юбку.

— Это было до волос или после?

— Слушай, Валера, мы всю дорогу такой фигней страдать будем? Ну, я понимаю, что погодка шепчет и обсуждать дождь не имеет смысла… Но…

Моросяка началась, лишь только мы выехали с дачи, но в этот раз летающие по стеклу дворники меня не раздражали. Настроение успело упасть и вернуться на место — Валерка, Валерка… Ты сам не рад, что притащил меня на дачу…

— Не начинай только про Сеньку! — почти что взмолился он.

— А про Никиту можно? — спросила я, поднимая страшно брови, но на меня все равно не посмотрели.

Дорога интереснее, хоть и беспробочная сейчас.

— Про него я буду разговаривать с умной теткой в школе, а не с тобой…

— А я все-таки скажу! — не обиделась я на безобидный выпад.

Но не успела, зазвонил телефон. Была уверена, что мама контролирует. Оказалось нет — впрочем, к счастью! Повторения вчерашнего телефонного разговора не хотелось. Мне ещё напомнят о манерах кисейных барышень по приходу домой.

— Нет, не сплю, но я не дома, — ответила я на вопрос коллеги, может ли он забрать свои отремонтированные куклы. — Через час примерно, но неточно, — Нет, столько он ждать не мог. — Сестра должна уже прийти из школы. Она тебе откроет. Пакет у меня на столе. Два пакета, — исправилась я. — Марионетку я запечатала отдельно.

Валера не скосил глаз — ничего интересного в моем разговоре не было, но после следующей фразы звонившего началось…

— Ты о… — я не сумела сдержаться и заменить глагол, который прыгнул на язык, когда Игорь сообщил, что забрал из ремонта мою гитару.

Собака! Не в плане, что кобель, а в плане, что мужик, который не имеет права лезть в мою жизнь с деньгами, которых у самого нет. Мы детьми учились в театральной студии. Потом он женился на одной из наших девчонок и теперь в них уже двое своих и четверо приёмных детей. Они бы взяли, кажется, и больше, если бы позволяла квартира. Вместо этого оба работали в детском доме и дарили свою любовь тем, у кого ее не было совсем. Вели театральный кружок, и я раз в полгода подкидывала в него новую куклу собственного производства. Бесплатно! Это была моя помощь их благому делу. На большее меня не хватало — заниматься с сиротами не могла, смотреть в их глаза…

И вот, когда я согласилась обновить обветшавших кукол, Игорь, зная, что я на мели, все пытался всучить мне деньги. И получив от ворот поворот, отыскал мастера, взявшегося выправить вмятину на моей Ямахи, и заплатил за ремонт гитары.

— Это свинство! — перешла я на более-менее литературный язык. — У меня сейчас желание размозжить гитару о твою дурную башку и вернуть ее в мастерскую.

Игорь молчал — а что ему оставалось, гадость мне он уже сделал. И озвучил.

— Только заикнись хоть раз про кукол! Ничего не получишь. Не ценишь дружбу, будут чисто деловые отношения. А ценник мой ты знаешь, я за бесплатно не работаю. Так что я тебе больше не по карману!

Я молола языком, а сама прикидывала, как и какую сумму переслать на карту его жене. Надо звонить мастеру, прикидываться чайником, чтобы узнать, сколько он взял с Игоря… Мне говорил, что работа сложная, потому что поверхность у гитары черная. Ах, Игорь, Игорь! Вот взял и испортил все… И мои нервы. И впечатление пай-девочки, которую я играла перед Терёхиным.

— Извини, — выдала я, опуская телефон на колени. — Друзья детства — это от бога, наказание… Почему вы, мужики, считаете, что женщине нужно во всем помогать? Будто мы абсолютно беспомощные без вас!