Сказка Шварцвальда - [5]

И вот однажды она поняла, что пропала. Теплое дружеское отношение к женщине, упрочняющееся от встречи к встрече и неясное томление, желание быть рядом, слушать, утопая в прищуренных янтарных глазах ее мужчины — эти чувства противоречили друг другу и не были приемлемы для Марии Фогель, ежедневно пропалывающей в своей душе огород, избавляясь от навязчивых сорняков.

"Его глаза цвета виски, глаза цвета счастья…", набившая оскомину мелодия не давала покоя.

Надо было срочно что-то решать, но понятие решать предполагает наличие элементарного выбора, а его то по большому счету у Марии не было. Единственный выход — прекратить отношения, свести их к нулю, и постепенно вырваться из колдовского обаяния Дениса. Иначе… тупик… катастрофа. Но для окончания отношений полагалось найти разумную причину.

Маша допускала для себя возможность флирта с женатым мужчиной, но с мужчиной незнакомой женщины, чужой, невидимой, далекой, а не приятельницы, уплетающей пирожки на твоей же кухне. Необходимо как можно быстрее, под любым, даже самым нелепым предлогом, прекратить встречи, ставшие в последнее время регулярными.

Но эта мудрая мысль, рождающаяся каждое утро в голове Марии, так и не могла пройти должную трансформацию и оформится в слова, которые надо произнести на очередное приглашение пройтись вместе по парку или сходить в театр на премьеру.

Она постоянно откладывала разговор, намерено оттягивала момент откровения. Момент выбора.

А потом неожиданно наступил день, когда Мария поменяла первоначально принятое решение.

К тому времени не только Ирина была с ней откровенна, но и Денис с большим удовольствием просиживал с Машей вечера. Они говорили обо всем на свете, начиная с его веселых рассказов о хулиганском детстве, проведенном в бараке на окраине города, особенного восторженного времени с ободранными коленками, вечными уличными драками, заканчивая разоренными садами и первым украденным поцелуем под цветущей сиренью. Он часто жаловался на суровую властную мать, забросившую воспитание сына ради карьеры партийного работника. Жмурился от радости, вспоминая о службе в армии и бережно хранящемся дембельском альбоме, о верных друзьях, оставшихся с ним на всю жизнь, о пресловутой дедовщине. Тяжело вздыхал, рассказывая о неудачно сложившейся первой семье, разводе и, наконец, надолго замолк, перед тем как признаться в неожиданном леденящим душу одиночестве в итоге второго брака.

Об этом Денис упомянул лишь один раз. Его новая жена оставалась идолом, кумиром, самой главной женщиной в жизни. Подобную паву он никогда еще не встречал и до сих пор не мог понять, почему Ирина снизошла до него и пригласила в свою жизнь.

И лишь иногда наступали моменты, когда он хмурился и произносил

— Знаешь, Маш. Почему-то только тебе могу сказать, как иногда бывает страшно. Накатывает абсолютная пустота, холодная, как… могила. Я боюсь умереть, так и не поняв, для чего я вообще жил. Я очень боюсь умереть в одиночестве… Так важно, чтобы кто- то держал тебя за руку…

В этот момент сердце Маши сжимали боль и сострадание, но больше всего ее мучило непонимание, что не хватает этому привлекательному, состоявшемуся мужчине, живущего по его словам с самой прекрасной женщиной на свете, не нуждающегося ни в чем, до конца жизни обеспеченного не только куском хлеба, но и бокалом хорошего вина на десерт. Денис был тогда для нее непрочитанной, лишь начатой захватывающей книгой, и женщина надеялась не настаивая на откровенности постепенно докопаться до истоков его периодически возникающей депрессии и тоски.

В тот осенний вечер к ней заглянула одна Ирина, предварительно предупредившая о своем визите довольно натянутым голосом по телефону. Машу немного покоробил официальный и безапелляционный тон топ менеджера, но и невольно заинтриговал, любое неожиданное немотивированное проявление эмоций в первую очередь привлекало ее с профессиональной точки зрения.

Через час Ирина уже раздевалась в темном коридоре, поставив у зеркала бутылку армянского коньяка.

Маша предложила ей слегка перекусить, но Ирина вежливо отклонила угощение.

На самом деле натянутость, которой опасалась Маша так и не возникла, скорее всего, звонившая из офиса Ирина еще не отошла от роли руководителя и перенесла тон беседы на свою подругу.

Расслабленно откинувшись спиной на мягкое сидение кухонного уголка, перед Машей сидела сейчас очень уставшая и внезапно постаревшая женщина тридцати трех лет с идеальными чертами лица Шерон Стоун.

Рюмка душистого напитка мягкими теплыми волнами пробежала по телу и позволила Маше набраться решимости и начать разговор первой.

— Ирин, что — то произошло? Та сама не своя?

— Брр, холодно. Замерзла в машине. Давай — ка повторим по одной… Вот, отлично, передай лимон.

— Ир, если я могу тебе как-то помочь, то не стесняйся — говори. Ты же знаешь, слушать — это моя профессия.

— Да, слушать ты точно умеешь, это всем известно…

Маша немного смутилась, но промолчала

— Да ничем ты мне, подруга, помочь не сможешь! Что ты время назад повернешь? На один щелчок, вернешь мне мои двадцать пять? Что молчишь? Медицина бессильна? То-то дохтур…сидите и молчите