Сказка с (не)счастливым концом(?) - [13]

– Ну вот, приехали, – чуть обиженно, как показалось Паше, проскрипел Жорж. – Огородная, дом пятнадцать.

– У меня же нет денег, как я с ним рассчитаюсь? – волнуясь, мысленно спросил Паша ДЖАРВИСа.

– Ему уже заплачено. С чаевыми, – ответил тот.

– Хорошо, - у Паши уже не оставалось сил ни удивляться в очередной раз предусмотрительности своего «сожителя», ни уточнять способ оплаты.

– Спасибо вам, Жорж. – сказал Паша и открыл дверь автомобиля, собираясь выйти на тротуар.

– Бывай, Паштет! – Жорж сжал кулак в виде знака «рот-фронт» и устремил на него свои глазки-буравчики.

– До свидания, Жорж. – ответил Паша и захлопнул за собой дверь.

Машина с визгом рванула с места и вскоре исчезла за изгибом улицы.

Оставшись в одиночестве, Паша устало вздохнул и быстрым шагом направился к единственному подъезду дома номер пятнадцать, боясь, как бы кто не заметил состояния его одежды да и, в целом, самого факта его прибытия. Отворив скрипящую подъездную дверь, Паша зашел внутрь и сразу же облокотился спиной на стену, переводя дух.

– Куда теперь? Какая квартира? – спросил он своего незримого собеседника.

– Третий этаж, квартира номер девять.

– А ключ?

– Под половичком.

– Ну, конечно, что это я? – Паша пожал плечами.

– Квартира двухкомнатная, но одна комната заперта. Тебе хватит той, что осталась открытой. Еще есть санузел и кухня.

– Изумительно. Что еще нужно для жизни? Едальня, умывальня и сральня, забодай меня комар.

Паша взобрался на третий этаж и отпер найденным под ковриком ключом оббитую черным дерматином дверь.

Закрыв за собой, он первым делом нашел кухню и начал неловко, но споро шарить по полкам в поисках съестного. Вскоре на столе лежали найденные трофеи: начатая плитка темного шоколада, засохшие полбатона белого хлеба, пакет молока из холодильника и пачка макарон.

– Начало не ахти себе, но спасибо и на этом, – пробормотал Паша себе под нос, резво уничтожая шоколад.

– Надеюсь, ты не ждал, что тебя здесь будет ждать пиршество? – в голосе ДЖАРВИСа Паше почудились нотки сарказма.

– Да уж, не до жиру, – Паша непродолжительное время раздумывал над идеей выпить молоко прямо из пакета, но потом решил найти в буфете чашку.

– Молоко с белым хлебом. Как в детстве! – сказал он. – Правда, тогда молоко было из-под коровы, да и хлеб был свежий, мягенький… – горестный вздох Паши отразился от оконного стекла.

– Что дальше? – спросил он, пытаясь прожевать сухую корку. – Меня наверняка уже ищут.

– Какое-то время поживешь здесь. Тебе нужно прийти в себя, восстановиться. Потом что-нибудь придумаем.

– Да ладно тебе, ты уже наверняка все придумал! А от меня утаиваешь, – укоризненно сказал Паша.

– Кое-что придумал, – не стал отрицать ДЖАРВИС, – но не хочу сейчас забивать тебе мозги. Осмотрись здесь, отдохни. В комнате есть тахта. Тебе нужно поспать.

– Да уж, Капитан Очевидность, ты чертовски прав! – Паша посмотрел в окно на окружающий его сейчас пейзаж, и на него, волна за волной, стало накатывать отчаяние.

– Как мне выбраться из этого дерьма? Что я буду есть? Что делать дальше? Что со мной будет? От меня же теперь не отстанут эти черти из ГСБ!

– Тише, тише, Паша. Успокойся. – через секунду на Пашу словно накинули большое теплое одеяло, все его чувства притупились, оставив на переднем плане лишь чудовищную усталость. – Я обещаю, что у тебя все будет хорошо. Ты выберешься. МЫ выберемся из этой передряги вместе. Я решу вопрос с едой и всем остальным. Передохни немного.

У Паши перед глазами поплыли черные круги. Единственное, что он смог сделать – это добраться до кровати и рухнуть на нее без сил, стянув с себя грязные шмотки. Его тут же засосала в себя черная дыра, в которой не было ни мыслей, ни реальности, ни бытия.

В приемной у Первого было очень тесно. Нет, само по себе помещение было довольно большим, около пятидесяти квадратов. Но Гурвичу казалось, что стены давят на него с четырех сторон, а потолок так низок, что, того и гляди, придавит затылок тысячетонным прессом. Гурвич был удивлен даже не самим фактом вызова на ковер к государю, а тем, что этот вызов состоялся столь скоро. Пропажа пациента обнаружилась лишь около пяти часов назад, и вот он, совершив вояж в кабине военного вертолета, сидит в ожидании… чего? Гурвич не хотел об этом задумываться. Да и секретарь Первого, сидевший за огромным столом из какой-то особо ценной породы дерева, заставленным добрым десятком телефонов, своим видом наводил на Николая Васильевича непонятную тревогу.

Гурвич знал, что все сотрудники ближнего круга Первого набирались из ветеранов различных спецопераций, проходящих не только в России, но и за ее пределами. Об операциях Гурвич, сам бывалый служака, знал от заслуживающих доверия источников, но даже упоминание этих событий вызывало в нем стойкую неприязнь. Все-таки, это были очень специфические дела.

Но, в случае с секретарем, дело было в ином. Каждый раз, когда тот бросал быстрый взгляд на Гурвича и встречал глаза недавнего пашиного знакомца, по телу Николая Васильевича пробегала волна мелкой дрожи. Он вспоминал, как в один из немногочисленных отпусков поехал в Мексику (запрет на выезд за границу сотрудников его уровня не касался) и решился там на погружение с белыми акулами.