Сказка о Снежной Королеве - [3]

— Я из нее завтра блины испеку, — поговорить о позднем возвращении мужа уже не представлялось возможным.

— Блины? — Ромка брезгливо принюхался. — Да она уже абсолютно тухлая! Ты хочешь меня отравить или ребенка?

Слезы, душившие Катю, внезапно перелились через край и закапали на щеки; она выскочила из постели и, накинув халат, рванулась в сторону ванной.

— Ответь мне! — перехватил ее Ромка. — Куда ты удираешь?

— Не кричи, пожалуйста, — тихо сказала Катя, высвобождаясь из его рук. — Ну, забыла я про нее. Собиралась сделать блины и забыла.

— А что ты еще забыла? Ты вообще занимаешься домом?

— Да, конечно, — она старалась не смотреть ему в глаза. — Рома…

Он шагнул к шкафу, приподнялся на цыпочки, провел рукой по пыльному верху.

— А это что?

— Я вытру завтра.

— Это ты тоже забыла?

— Не кричи, пожалуйста.

— На тебя не только кричать — тебя бить надо!

Краска ударила Кате в лицо. Ее муж всегда умел повернуть все так, как ему нужно.

— Почему я должен приходить в грязную квартиру? — грохотал Ромка. — К женщине, которой на меня наплевать?

Это уже была полная неправда.

— Почему ты говоришь, что мне на тебя наплевать?

— Потому что в холодильнике нет кефира, а вместо этого стоит ужасная вонь! Я не буду есть вообще ничего из того, что стоит в этом холодильнике, потому что от этой сметаны там все провоняло! Катя прекрасно знала, что Ромке надо оправдать свое позднее появление, что он привязался бы к любой мелочи, что лучше всего было бы просто замолчать и выслушать… Но проклятая гордость не позволяла ей просто подойти и коснуться руки мужа.

— Ты, как всегда, преувеличиваешь, — сказала она как можно спокойнее. — Что там могло провонять?

— Что? — заорал Ромка, и голос у него сорвался. — На, нюхай!

Боковым зрением она уловила взмах его руки — и по спине потекло ледяное, мерзкое, липкое.

— Дура! — кричал Ромка.

Несколько секунд Катя ошалело смотрела на ковер, заливаемый дурно пахнущими всплесками сметаны — потом завизжала и выскочила в ванную. Махровый халат прилип к спине, вонючая сметанная жижа затекла даже в трусики.

— Идиот! — воскликнула Катя, не в силах больше сдерживать слезы. — Какой же ты идиот!

Резко распахнулась дверь ванной — Ромка стоял на пороге, возмущенный, красный от гнева. Катя инстинктивно закрылась руками, как будто он был чужим — такой некрасивой и жалкой она себя чувствовала сейчас.

— Да, я идиот! Тебе не нравится? — он уперся руками в косяки, не давая ей закрыть дверь. — Я могу уйти в любой момент, меня здесь ничто не держит!

Когда дверь закрылась, Катя отвернула до предела оба крана и засунула голову под душ — ее худенькие плечи сотрясались от рыданий.

* * *

В ожидании Аниного звонка Роман провел четыре долгих дня; на пятый он наконец решился позвонить сам. Ее рабочий телефон был забит у него в трубке под именем Андрей; Роман набирал номер не без некоторого внутреннего трепета.

— Але. Можно Аню?

— Это я, — уверенный, официально-офисный голос.

— Это Рома. Здравствуй.

— А, привет, — ответили небрежно на том конце провода; Роман попытался воскресить в памяти ее необычное лицо, узкое, с великолепными черными бровями вразлет; только бы она согласилась встретиться!

— Ты меня еще помнишь?

— Ну да, конечно, — судя по интонации, улыбнулась.

— А почему не звонишь?

— Я как раз собиралась тебе звонить. Чуть попозже.

— Вообще-то ты мне еще позавчера обещала позвонить, — напомнил Роман.

— Да, знаю, — потрясающая властность интонирования. — Я была очень занята. С ребенком. И вообще.

— Понятно. Чем в выходные занималась? — В выходные? — удивилась Аня. — Да у меня в выходные работы было по горло.

— Понятно. А сегодня что делаешь? — затаился, напрягся, до боли вжал ногти в ладонь.

— Да вроде пока ничего.

— Я вообще-то хотел тебя в кино пригласить, — сказал Роман. — На «Звездные войны». Это продолжение той старой трилогии двадцатилетней давности, если ты смотрела. Говорят, очень круто. Если ты не против.

— В кино? — короткая пауза. — Нет, не против. Слушай, это так неожиданно. Я в кино не была лет пять. Все на видике смотрю.

— Ну, так что? — возликовал Роман. — Я заеду за тобой на работу часиков в десять?

* * *

Матово переливался молочный коктейль в высоком бокале, зеркально отблескивала черная мраморность круглого стола, блестели золотисто часы на руке у бармена, протиравшего длинные стеклянные тубусы. Анжелика, облокотясь на поддельный мрамор, улыбалась загадочно — улыбалась вроде бы Роме, но получалось так, что улыбалась всем присутствовавшим в баре кинотеатра «Кристалл» мужчинам. Такое было хорошее настроение, и причин было предостаточно. Глупая проститутка Настя, ненатуральная блондинка двадцати девяти лет от роду, вбежала в помещение «спорткомплекса» с широко открытыми, напуганными глазами. «Анжелика, вы уходить собираетесь? Там у входа какой-то „Мерседес“ припаркован, но явно не к нам, какой-то тип здоровенный стоит, звонит с мобильника, и в машине еще минимум два человека. Вы осторожнее». Настя была единственной из девочек, кто звал Анжелику на «вы», и это было тем смешнее, что она была самой старшей из всех. «Буду осторожней, — пообещала Анжелика, — это, наверное, как раз за мной и заехали». Действительно, у новенького «мерса»-купе темно-зеленого цвета красовался мускулистый Рома, в узком пиджаке, с мобильником — и внутри, на кожаных сиденьях салона, еще двое — один водитель, другой вылез наружу, чтобы Анжелика с Ромой могли разместиться сзади. «Сергей, Илья, — представил Рома своих друзей, — а это Аня». Минутой позже они уже неслись на бешеной скорости по направлению к центру, лишь на красных сигналах светофора притормаживая чуть, и хозяин «мерседеса», симпатичный, кажется, парень, выкрикнул нечто нечленораздельное от восторга скорости, а Рома орал ему прямо на ухо неожиданно высоким, курсантским голосом: «Налево! Направо! Направо, черт! Поворачивай!» — и попутно объяснял Анжелике, что автомобиль этот куплен всего два дня назад, а счастливый владелец обкатывает его таким вот образом. Потом был бег по Невскому, под проливным дождем, потому что безумный этот владелец высадил их где-то не там, а в глубине души Анжелике было жаль намокших бежевых замшевых туфель ценой в двести сорок баксов. Сейчас эти туфли сохли нелепыми разводами прямо у нее на ногах, но Анжелике было уже скорее смешно, чем жалко.