Сказка о силе - [26]

Было что-то очень теплое относительно дома дона Хуана. Я предпочел эту сцену.

Затем я испытал ужасающую схватку, такую потрясающую, что все мое ординарное сознание вернулось ко мне мгновенно.

Дон Хуан и дон Хенаро лили ведрами на меня воду. Я был на веранде дома дона Хуана.

Несколько часов спустя мы сидели на кухне. Дон Хуан настаивал, чтобы я действовал так, как будто ничего не случилось. Он дал мне какой-то еды и сказал, чтобы я ел побольше, чтобы компенсировать свой расход энергии.

Уже шел десятый час вечера, когда я взглянул на часы, садясь есть. Мой опыт длился несколько часов. Однако, с точки зрения моей памяти, я заснул, казалось, лишь очень ненадолго.

Несмотря на то, что я был полностью сам собой, я все же был застывшим. Мое обычное сознание вернулось ко мне только тогда, когда я начал делать записки. Меня поразило, что записывание может мгновенно возвращать мне трезвость. В тот же момент, когда я опять стал самим собой, поток разумных мыслей немедленно пришел мне на ум. Они предназначались для объяснения того явления, которое я испытал. Я «знал» тот же, что дон Хенаро загипнотизировал меня в тот момент, когда прижал к земле. Но я пытался понять, как он это сделал.

Оба они истерически хохотали, когда я выразил свои мысли. Хенаро осмотрел мой карандаш и сказал, что карандаш является тем ключиком, которым заводится моя основная пружина. Я чувствовал себя в каком-то замешательстве. Я был усталым и раздражительным. Оказалось, что я в действительности ору на них в то время как их тела сотрясаются от смеха.

Дон Хуан сказал, что позволительно наступить мимо лодки, но уж не на такое большое расстояние, и что дон Хенаро прибыл исключительно для того, чтобы помочь мне и показать мне загадку видящего сон и видимого во сне.

Моя раздражительность достигла вершины. Дон Хуан сделал знак дону Хенаро движением головы. Они оба поднялись и повели меня за дом. Там дон Хенаро продемонстрировал свой огромный репертуар рычаний и криков разных животных. Он сказал, чтобы я выбрал какой-нибудь, и он научит меня его воспроизводить.

После очень длительной практики я добился того, что смог имитировать его довольно хорошо. Конечным результатом было то, что они сами наслаждались моими неуклюжими попытками и смеялись буквально до слез. А я сбросил свое напряжение, воспроизводя громкий крик животного. Я сказал им, что в моем крике есть что-то действительно пугающее. Спокойная расслабленность моего тела была ни с чем не сравнима. Дон Хуан сказал, что если я усовершенствую этот крик, то смогу превратить его в дело силы или же просто смогу использовать для того, чтобы сбросить свое напряжение, когда мне это нужно. Он предложил, чтобы я пошел спать, но я боялся спать. Я сидел рядом с ними у кухонного очага некоторое время, а затем совсем ненамеренно провалился в глубокий сон.

Проснулся я на рассвете. Дон Хенаро спал около двери. Казалось, он проснулся одновременно со мной. Меня укрыли и подложили под голову мой жакет как подушку. Я чувствовал себя очень спокойным и хорошо отдохнувшим. Я заметил дону Хенаро, что прошлой ночью я очень утомился. Он сказал, что он тоже. И прошептал, как бы доверяясь мне, что дон Хуан устал еще больше, потому что он старше.

— Мы с тобой молоды, — сказал он с блеском в глазах, — а он — стар. Сейчас ему наверное уж около трехсот.

Я поспешно сел. Дон Хенаро прикрыл лицо одеялом и захохотал. В этот момент в комнату вошел дон Хуан.

Я ощущал собранность и покой. Хоть один раз ничего в действительности не имело значения. Мне было так легко, что я хотел плакать.

Дон Хуан сказал, что прошлой ночью я начал осознавать свое свечение. Он предупредил меня, чтобы я не индульгировал в хорошем самочувствии, как я это делаю, потому что оно обратится в недовольство.

— В данный момент, — сказал я, — я ничего не хочу объяснять. Не имеет никакого значения, что дон Хенаро сделал со мной прошлой ночью.

— Я ничего не делал с тобой, — бросил дон Хенаро. — смотри, это я, Хенаро. Твой Хенаро! Потрогай меня!

Я обнял дона Хенаро, и мы смеялись как два ребенка. Он спросил меня, не кажется ли мне странным, что я могу обнять его, тогда как в прошлый раз, когда я его видел, я был неспособен к нему прикоснуться. Я заверил его, что эти вопросы меня больше не трогают.

Замечанием дона Хуана было, что я индульгирую в широкомыслии и хорошем самочувствии.

— Берегись, — сказал он. — воин никогда не снимает свою стражу. Если ты будешь продолжать быть таким же счастливым, то ты выпустишь ту последнюю маленькую силу, которая в тебе еще осталась.

— Что я должен делать? — спросил я. — Быть самим собой, — сказал он. — сомневаться во всем, быть подозрительным. — Но мне не нравится быть таким, дон Хуан.

— Не имеет никакого значения, нравится тебе это или нет. Значение имеет то, что ты можешь использовать как щит. Воин должен использовать все доступное ему для того, чтобы прикрыть свой смертельный просвет, когда он откроется. Поэтому неважно, что на самом деле тебе не нравится быть подозрительным или задавать вопросы. Сейчас это твой единственный щит.

Пиши, пиши, или ты умрешь. Умереть в восторженном состоянии — чепуховый способ умирания.