Сказка для взрослых - [6]

Виновного посадили в яму и дали травоядным волю обличать провинившегося. Чего только не услышал в свой адрес шакаленок… На третьи сутки зверье перестало идти к яме и высказываться, ибо, во-первых, забава поднадоела, а во-вторых – жалкий, оплеванный вид загнанного хищника не радовал сердобольных травоядных: их грызли, рвали на части, душили, но стоило вчерашнему тирану оказаться в роли жертвы – как его тут же начинали жалеть. Такие они – травоядные… Старый шакал, зная эту особенность, частенько манипулировал ситуацией. И в данный момент выбрал для судилища самый подходящий формат: дату публичного осуждения шакаленка несколько раз переносили, вернее – зверям объявляли, что суд состоится тогда-то, а когда возмущенный плебс собирался на поляне – ему сообщали о переносе слушания. В конце концов, звери устали бегать туда-сюда, и на поляну прибывали только птицы да змеи.

Заседание, как правило, вел козел – это тоже была задумка шакала, ибо кто из травоядных усомнится относительно справедливости принимаемых решений, когда и жующих траву, и хищников судит представитель травоядной части лесной фауны. Козел, пользуясь привилегиями, данными ему старым шакалом, был, соответственно, и полностью им управляем. Своего мнения у него не было, а стало быть, справедливые решения принимались им, руководствуясь внутренним убеждением на основании всестороннего и объективного изучения дела провинившегося в строгом соответствии с неписанными лесными правилами… предварительно одобренные шакалом. Внутренние убеждения лесного судьи формировались либо указаниями шакала, либо подношениями сторон процесса. Старая бестия позволял козлу самостоятельно судить травоядных. Более того, он даже поощрял некоторый беспредел бородатого, который тот творил за капусту и морковь обвиняемых, однако, когда дело касалось хищников, то тут всегда последним было слово шакала. Со временем козел разленился: выхлопотал себе место проживания невдалеке от центральной поляны, дабы не напрягаться, пищу перестал добывать, так как «благодарные» животные с избытком покрывали его постоянно растущие запросы. Иногда козла даже видели на гульбищах хищников, правда, по большей мере – в роли обслуги или шута. Кроме перечисленного выше, козел был подлой, льстивой, двуличной и лицемерной скотиной. Одним словом – козел.

Шакал лихо управлял этим бесхребетным созданием, ибо животное желание набить брюхо за чужой счет затмевало в козлячьем мозгу все остальные позывы, даже весенние! Старый интриган время от времени устраивал козлу сеансы шоковой терапии, предавая гласности некоторые делишки бородатого. Последний, что называется, обделывался, и во всеуслышание пытался оправдаться: мол, зверье меня любит и потому приносит всякие подарки на всевозможные лесные праздники. Кто шишечку, кто желудь, а кто и капусты целый кочан. И таким вот нехитрым способом добра всяческого скапливались целые закрома. Съесть это все козлиная морда самостоятельно не могла, однако и делиться «честно заработанным» не желала. После двух-трех показательных порок козла либо съедали по-тихому, либо показательно разрывали – в зависимости от ситуации. На место «отправленного в отставку» любителя капусты находили другую морду козлиной наружности, ибо нагло, цинично и беспощадно судить соплеменников в угоду шакалу могли только козлы (во всех смыслах этого слова).

Когда в очередной раз на судилище почти никто не собрался, шакал позволил козлу начать процесс. Собаки притащили обвиняемого; вороны, лисы и волки изображали возмущенный беспределом провинившегося плебс, а несколько травоядных, случайно появившихся на поляне, должны были стать немыми свидетелями «справедливого и непредвзятого» суда. Публика, уставшая ждать начала шоу, стала галдеть, каркать, мычать, рычать, и вот – на поляну неспешно вышел козел. Старый шакал, как всегда, занял место на пригорке, невдалеке от организованного действа, при этом его никто не видел, но зато он четко контролировал ситуацию, созерцая всех и вся.

Защищал обвиняемого тоже шакал. Следует сказать, что защита в суде была извечным шакальим промыслом – напрягу немного, а выгода налицо. Как правило, после завершения процесса оправданный вынужден был работать на защитника всю оставшуюся звериную жизнь.

С к а з о ч н и к: Козлы судят, шакалы защищают…

Выйдя на середину поляны в сопровождении двух сук, козел начал процесс:

– Итак, зверье лесное, – неспешно обратился к присутствующим оратор, – собрались мы здесь, дабы предать справедливому, с позволения сказать, суду, жителя нашего леса, который в угоду собственным прихотям умертвил крота для потехи. Вот.

– Убить его… Разорвать… Утопить… Голодом заморить… – зашумели собравшиеся.

Подсудимый съежился, прижимаясь к стволу сосны, задрожал, и спрятал запуганные глазенки от присутствующих. Это тоже была уловка шакала-советника: он и не собирался наказывать представителя своей стаи, но проучить наглеца считал необходимым. После подобных спектаклей вырвавшийся из лап правосудия субъект до конца дней заглядывал в рот своему спасителю – старому шакалу.

Дав высказаться и выкричаться собравшимся, козел предоставил слово защитнику.