Сказка бочки. Путешествия Гулливера - [5]

Он то и дело приезжает в Лондон, надолго покидая свой приход. В Ирландии он томился и чувствовал себя неуютно, хотя там в это время поселился самый близкий и преданный ему человек — мисс Эстер Джонсон, которую Свифт ласково нарек именем Стелла, то есть звезда. Она была почти на 14 лет моложе его, и ей не было, по-видимому, и десяти лет, когда Свифт стал ее учителем и воспитателем в доме Темпла, где она жила. Постепенно уважение к своему наставнику перешло в преданную любовь. В Ирландии эта красивая и умная женщина прожила до конца своих дней рядом с любимым человеком. Это были необычные и нелегкие отношения, о характере которых можно строить лишь догадки. Свифт, несомненно, был к ней привязан, заботился о ней и опекал, многое ей поверял (насколько вообще был способен к откровенности этот достаточно замкнутый человек), но жили они лишь вблизи друг друга, часто видаясь, но всегда в присутствии третьих лиц. Счастья жены и матери Стелле не суждено было узнать, и долгие месяцы, а иногда и годы она довольствовалась лишь письмами Свифта.

В Лондоне он бывает в это время у лордов Соммерса, Галифакса и прочих, близко сходится с литераторами вигистского лагеря, впоследствии известными журналистами Аддисоном и Стилем, за ним все более упрочивается репутация блестящего собеседника, его остроты и каламбуры повторяют в лондонских кофейнях, излюбленных местах времяпрепровождения людей самого разного толка. Но особенно возросла его литературная репутация после опубликования в 1704 году (тоже анонимно) давно уже написанной «Сказки бочки», выдержавшей к 1710 году пять изданий и сразу поставившей Свифта в первый ряд английской литературы.

«Сказка бочки» написана необычно, в первоначальном восприятии читателя она распадается на две, как будто мало связанные, хотя и перемежающиеся друг с другом части: одна представляет собой притчу, повествующую о приключениях и последующей вражде трех братьев, в которых аллегорически воплощены три основных христианских вероучения в Европе — католицизм (Петр) и отколовшиеся от него в результате Реформации — кальвинизм, и в том числе пуританские секты в Англии (Джек) и более умеренное лютеранство, и англиканская церковь (Мартин). Цель этой части — осмеяние нелепостей и извращений в религии.

Вторая часть книги представляет собой ряд постоянно прерывающих эту притчу отступлений, как будто нарочно вставленных для того, чтобы сбить читателя с толку и сделать композицию книги хаотичной. Отсюда и название — «Сказка бочки», что по-английски означает бессвязная болтовня, мешанина. На самом деле все эти предисловия, посвящения и отступления тоже имеют свою общую тему и цель — осмеяние всякого рода нелепостей в науке, образованности и особенно в современной литературе. Дополняя друг друга, эти две темы, одинаково важные, дают картину современной духовной жизни в целом, как она представлялась Свифту.

Книга написана якобы не Свифтом, а одним из нынешних писак, человеком беззастенчивым, циничным и откровенным, и пишет он по заказу и на потребу таким же «умникам», как он сам, для того чтобы отвлечь их от опасных размышлений о государстве, подобно тому, как киту, преследующему корабль, бросают бочку, дабы отвлечь его (в этом заключен второй смысл названия книги). Свифт постоянно прибегал к такому приему, многие его произведения написаны от лица вымышленного персонажа — хирурга и капитана Гулливера, ирландского торговца тканями («Письма суконщика») и проч. Он любил мистифицировать читателя, да к тому же, если учесть характер его писаний, так было безопасней. Однако этот рассказчик чаще всего не столько полнокровный характер, сколько маска, которой Свифт то прикрывает свое лицо (и тогда он подделывается под тон своей маски, резко утрируя его), то снимает ее. Он словно прикинулся на время одним из современных писак, чтобы изнутри изобличить их сервилизм, самоуверенность и духовное убожество. При этом образ рассказчика все время трансформируется у нас на глазах: только что это был разглагольствующий щелкопер с Граб-стрит, а вот это уже скорее модник из кофейни Билля, воспринимающий весь мир своими утлыми мозгами сквозь призму своего конька — наряды, ткани, украшения… И вот уже возникает мысль, что люди различаются лишь платьем и знаками отличия, которые ценятся в этом мире больше, нежели сам человек, и уже не мэр носит то-то и то-то, а сочетание такой-то одежды составляет мэра… Сколько в этом глубокого и горького прозрения, и оно уже явно принадлежит самому Свифту. Кроме того, у Свифта всегда нелегко определить, говорит ли он в данный момент всерьез или морочит голову, улыбается или его лицо сведено гримасой отвращения, говорит от себя или кого-то передразнивает — и читателю надобно постоянно иметь это в виду.

В притче Свифт сначала сводит счеты с католицизмом (главы II и IV). Петр прежде всего мошенник, способный на любые фальсификации, готовый на любые извращения христианской веры ради выгоды, обогащения, укрепления своей власти. Затем с удивительной изобретательностью и остроумием высмеиваются многие нелепости католических обрядов и самой ортодоксии — отпущение грехов, святое причастие, исповедь, торговля индульгенциями и т. д. В главах VI и XI Свифт изображает реформацию, и здесь объектом сатиры становятся фанатики-пуритане; сюда же относится изображение основанной окончательно рехнувшимся Джеком секты эолистов (глава VIII), и, наконец, в главе IX эта тема все более расширяется, далеко выходя за пределы чисто религиозной проблематики. Безумны не только сектанты, религиозные кликуши, неспособные внять ни доводам рассудка, ни логике, ни свидетельствам собственных органов чувств, и потому особенно опасные, — безумен весь современный мир, где сколько угодно таких же фанатиков, предпочитающих руководствоваться в своих действиях не конкретной реальностью, а своими бредовыми фантазиями и слепым энтузиазмом. При этом причины, вызывающие безумие у людей простых и сильных мира сего, одинаковы, но только последствия его различны, ибо безумцы, обладающие властью, могут беспрепятственно осуществлять свои бредовые идеи. Речь, в сущности, идет о том, какой дорогой ценой расплачивается человечество за бредни всякого рода маньяков.