Скажи «Шалом» - [20]

Некоторые из них выдавливали из себя подбадривающие хрипы:

— Это стоит усилий. Это просто фантастика. Это просто нужно видеть.

И они заковыляли дальше.

Экскурсовод предупредил нас, что нам предстоит еще одна половина этого утомительного марш-броска. Мы не дали себя запугать и снова полезли вверх. Обливаясь потом, мы достигли, наконец, вершины. Перед нами, сверкая в солнечном свете, раскинулась обещанная долина! Обильные, зеленые пастбища, пестрящие разнообразными цветами, шелестящие верхушки деревьев, успокаивающий, освежающий ветерок, все, все…

— Но где же бабочки? — воскликнули мы, не договариваясь, хором.

Тут наш экскурсовод вскинул руки вверх и пустился наутек. К счастью среди нас находился один регбист, который смог его перехватить в броске мощным захватом.

— Бабочки уже ушли спать, — канючил схваченный правительственный служащий. — А может быть, они сегодня работают в другой местности.

Затем он протянул трясущуюся руку с нагрудному карману и вытащил дохлую бабочку.

— Вот… это… Так они выглядят, — заикаясь, произнес он. — Одна к одной. Если вы одну увидели, считайте, увидели всех.

Мы внимательно рассмотрели экземпляр. Это был хорошо развитый самец с коричневыми крылышками с легким намеком на желтизну по краям. Левое крылышко было слегка повреждено. Я спросил экскурсовода, сколько туристов посещает остров за год. Он прикинул, что в целом за сезон бабочек может побывать не меньше миллиона. Я поблагодарил его и с помощью перочинного ножа вырезал на стволе ближайшего дерева следующую надпись:

Путник, пойди, возвести спартанцам[2],

что последняя бабочка Родоса пала,

еще когда тут правил Византий.

Когда наш экскурсовод осознал, что мы не будем его линчевать, к нему снова вернулась его горделивая осанка, и он внезапно не захотел иметь со всей этой историей ничего общего. Никто, клялся он, не имел понятия, почему эта долина называется Долиной миллиона бабочек. Ни одной бабочки тут и сроду никто не видывал. Вероятно, они все передохли еще по дороге сюда. Но теперь мы захотели хотя бы выяснить, почему долина была так безжалостно очищена от бабочек. Каким образом это было сделано? С помощью ДДТ? Или с помощью какого-то иного убийственного средства? Как?

— Я и понятия не имею об этом — бормотал бедняга. — Мое единственное объяснение в том, что если здесь какая бабочка когда и заблудится, то немедленно улетит обратно, потому что ей тут будет так скучно…

Из гуманитарных соображений мы дали ему на чай. Он безудержно разрыдался. Такого с ним еще не случалось, с тех пор, как появилась эта Долина миллиона бабочек…

На обратном пути мы попытались поймать хотя бы пару мух или комаров. Это никому не удалось. Самое главное, нас очень огорчали воспоминания о той банде люмпенов, чей мошеннический розыгрыш на полпути к Долине миллиона бабочек заставил нас идти дальше…

На одном из поворотов тропинки нам повстречалась группа потных иностранных туристов.

— Ну, как бабочки? — с радостным нетерпением кричали они уже издали.

— Фантастика! — отвечали мы — Их миллионы! Необозримые полчища всех цветов. Возьмите с собой на всякий случай палки, если они на вас набросятся…

На всех четырех добрались мы до такси. Водитель использовал долгое время ожидания, чтобы с другой группой туристов обеспечить еще больше посетителей "Пещеры воющего призрака". Что касается бабочек, то в этом он не компетентен.

— Откуда мне знать, есть они там или нет, — сказал он, пожимая плечами. — Я ни разу не был в этой идиотской долине.

Только тут до нас дошло, что эта долина была именно идиотской, поскольку там даже случайно не увидишь бабочку. Да и разве это дело для взрослых людей — пялиться на бабочек? А тем более их считать.

Кошка как воля и представление

Странно, но это случилось в один ничем не примечательный воскресный вечер. Все началось с того, что израильский национальный театр "Хабима", будучи в европейском турне, представлял пьесу нашего нобелевского лауреата Агнона, и я пришел в цюрихскую Оперу, чтобы, исполненный патриотической гордости, присутствовать на этом знаменательном событии в мире искусств.

Занавес поднялся, пьеса началась, но когда зал спустя два часа утонул в бушующих аплодисментах, я уже знал много интересного об удивительном мире швейцарских кошек. Мои относящиеся к этой области провалы в знаниях были поначалу скрыты, поскольку на сцене раскрывались первые нежные почки любви. Мой сосед слева наклонился к моему уху и пылко прошептал:

— Знаете, хоть я и не мусульманской веры и не понимаю ни слова по-еврейски, но я в восторге!

Я мысленно отнес мужчину в редкие ряды сочувствующих юдолюбов. Мой благодарный взгляд скользнул по типичному швейцарцу наших дней. Его прямой пробор выдавал в нем одного из этих строителей альпийских туннелей. Его чувства показались мне абсолютно искренними. Но как же я был удивлен, когда он посреди первого акта внезапно встал и с многочисленными "пардон" стал проталкиваться вдоль коленей зрителей к выходу.

— Извините, — прошептал он мне перед своим уходом, — подержите, пожалуйста, мое место свободным. Может быть, это природа настаивает на своих правах, — сказал он мне.