Скажи мне, мама, до... - [38]

— А если мы все-таки ошибаемся?

— Подумаешь! — пожал плечами Алик. — Извинимся, и дело с концом.

— Посмотрим, — с сомнением проворчал Ганс.

Они просидели до глубокой ночи, обсуждая детали завтрашней операции. Все казалось, что-то не договорено, не обсуждено, а времени перерешать уже не было.

— Иди себе спокойно и прямо, — напутствовал Алик на прощание друга. — И не оглядывайся на собаку Баскервилей.

Голованов не понял, как все произошло. Очевидно, на какое-то время он выпустил из рук ситуацию. Последнее время он чувствовал излишнюю усталость, слезились глаза от недосыпания. «Корабль дал течь», — усмехался он. Сказывались часы ночного бдения за домиком Генриха, когда он силился понять, что за странные отношения связывают его хозяина с таким же, как он, стариком, живущим по соседству, и нельзя ли извлечь отсюда выгоды. Но нет, Генрих и здесь оставался недоступен, как скала.

И вот теперь, стоило ему, что называется, выйти на прямую наводку, когда и Генрих — вот он, рядом, и вокруг — никого, как этот старик — будто из-под воды вынырнул — тут же пристроился сзади. Где он недоглядел, где дал промах? Ситуация, складывавшаяся как нельзя лучше, рассыпалась прямо на глазах, рушилась, словно карточный домик. И, значит, все к черту! Значит, опять ожидание, опять поиск неведомо какого решения.

Голованов невольно ускорил шаг — надо же было как-то выходить из этого глупого тупика: сесть на поезд, что ли, прокатиться пару остановок туда-обратно. А иначе зачем он здесь в этот ранний час? Но тот, что сзади, не только не отстал, а напротив, прибавил шагу, приблизился так, что он, Голованов, в какой-то момент оказался зажат меж ними, словно малолитражка между двумя трейлерами. И здесь произошло самое невероятное и непредсказуемое. Задний неожиданно окликнул его, и едва Голованов обернулся, как оказался на земле со скрученными руками, а этот проклятый старикан уже восседал на нем и совершенно невинно улыбался при этом.

— Вот черт! Что это значит? — дернулся Голованов, но хватка старика была слишком крепкой. — Что за дурацкие шутки?! Я опаздываю на электричку!

— Не на эту? — и Генрих, который почему-то тоже оказался рядом и, видимо, был заодно с нападавшим, сунул ему под нос какую-то телеграмму.

Тень сомнения, что он раскрыт, что все кончено, вихрем пронеслась в голове, но он тут же взял себя в руки. «Никто ничего не знает. Нет никаких доказательств. Он посторонний, приезжий. Он и стариков этих видит впервые. Кто они такие, черт побери?» И он почти убедил себя в этом.

— Подержи-ка его, Ганс! — скомандовал первый. (И опять какая-то странность. «Почему не Генрих?» — удивился Голованов.) — А я пока пороюсь у него в карманах.

А вот это уже слишком! Это была откровенная наглость, и Голованов позволил себе рассердиться.

— Послушайте, по какому праву? Что вы себе позволяете?! Кто вы такие? — снова дернулся он.

Но старик его даже не слушал. Он извлек блокнот из бокового кармана, полистал и, открыв на последней странице, принялся вслух читать:

— Корабль дал течь — несовместимая с жизнью рана. Мачты сбиты, проигран бой. Оглашенные, выйти из храма! Истинные в вере, за мной! — Он хмыкнул. — Что это за бред, а? — и отшвырнул блокнот в сторону.

Затем достал оттуда же два телефона и, наконец, к ужасу Голованова вытащил из внутреннего кармана флейту.

— Не сломайте! — хотел было крикнуть Голованов, но голос его сорвался на хрип.

— А дунуть-то в нее разрешаешь? — прищурился старик, словно для него и впрямь требовалось разрешение, и демонстративно нацелился ему в лицо.

Голованов невольно зажмурился. «Откуда? Откуда они знают?! — билось в его голове. — Неужели Кощей? Но зачем? Что за игру он затеял?» Ответа не было, а старик тем временем принялся осторожно откручивать мундштук.

— Смотри! — обернулся он к Генриху, демонстрируя крохотную оперенную иглу. — У тебя остались какие-нибудь сомнения?

— Какие уж тут сомнения, — насупился Генрих. — Это что же значит, дружок? — зловеще склонился он. — Ты решил поиграть с нами в индейцев?

Голованов молчал. Теперь любые слова были не в его пользу.

— Нет, он собирается поиграть в глухонемого, — ухмыльнулся первый старик и спросил: — Сколько у нас времени, Ганс?

— Около получаса до следующей электрички.

— Успеем! — И, обернувшись к пленнику, произнес: — Сейчас я полистаю твои телефонные книжки, а ты тем временем назовешь мне имя хозяина. В противном случае… — он покрутил перед самым его носом иглу.

— Но я не знаю! Не знаю имени! Только кличку! — впервые по-настоящему испугался Голованов. — Кощей!

— Ага, — отыскал старик, — это где заглавная «К», а других номеров нет?

— Да.

— И за что же он получил такую страшную кличку?

— Не знаю! Он очень старый.

— Ты видел его лично?

— Да.

— У него над правым глазом…

— Родинка.

— А на подбородке…

— Шрам.

— А живет?

— Напротив «Детского мира». Точнее, не знаю, не помню. Я не запомнил адреса.

— Отлично! А теперь закрой глазки, солдат.

— Что это? Зачем?! Вы не имеете права! — дернулся Голованов из последних сил. — Я же на службе! Я выполнял приказ! Он сказал, вы — списанный материал! Он сказал…

— Он ошибался.

И прежде чем пленник успел увернуться, Алик нанес ему смертельный укол.