Скажи мне, кто я - [112]

– Итак, Новембер, – медленно говорит он. – Где твой отец?

Я пытаюсь вырваться из оков, и плевать на боль.

– Не знаю, – говорю я, потому что это правда.

Бросаю взгляд на стол справа от меня, но он слишком далеко. Мне не добраться до ножа, о котором говорила Аарья.

Коннер вздыхает.

– Возможно, ты не знаешь, где он сейчас, но ты можешь сказать мне, где вы жили все это время.

Мне вдруг становится трудно дышать. Достаточно только упомянуть о Пембруке, и под угрозой окажутся дорогие мне люди – папа, Эмили.

Коннер улыбается.

– Я вижу, теперь ты понимаешь смысл моего вопроса. Основываясь на результатах моей оценки, я бы сказал, что твой отец спрятал тебя в каком-то заштатном городишке в стране, которую ты никогда не покидала. Наверняка у него какая-нибудь банальная, не привлекающая внимания работа. И дом рядом с лесом – много света и деревьев.

Я морщусь, вспоминая, как выбрала желтый и зеленый во время теста с цветами в первый день. О чем еще я могла сообщить ему во время того тестирования?

– Твою тетку тоже нелегко было найти, даже в маленьком городе, – небрежно говорит он, будто мы обсуждаем погоду. – Но твой отец… ему долго удавалось водить нас за нос. Впрочем, обман и маскировка всегда прекрасно удавались членам нашей Семьи.

При упоминании о тете Джо по горлу проходит судорога, слезы жгут глаза.

– Я тебя убью! – выкрикиваю я.

– Ну да. Ну да. Прекрасная идея, – соглашается Коннер, и у него на лице появляется то же увлеченное выражение, которое он демонстрировал, когда думал, что ловит меня на вранье. – Теперь, когда ты выговорилась, вернемся к нашему вопросу.

Никогда еще я не хотела так сильно причинить кому-то боль. От желания ударить его чувствую покалывание на коже. Но не только Коннер умеет анализировать людей. Вижу: чем больше он, как ему кажется, причиняет мне боль, тем счастливее выглядит. Так что надо обуздать свою злость, она мне ничем не поможет. Если я что здесь и усвоила, так это то, что нельзя найти выход из положения, когда в тебе бушуют эмоции. Делаю вдох, чтобы успокоиться. «Он не знает, где папа, – убеждаю я себя. – Он не знает о Пембруке».

– Молчание? Таков твой выбор? – спрашивает он.

Я слишком далеко от камина, чтобы расплавить стяжки огнем. А даже если бы я могла каким-то образом до него добраться, я бы серьезно обожглась, прежде чем удалось бы расплавить оковы.

Коннер шагает туда-сюда передо мной, поглаживая бороду. Он выглядит расслабленным.

– Когда я предложил тебе на выбор два стула во время нашей первой встречи, я узнал, что тебе не нравится находиться спиной к двери – тебе не нравится чувствовать себя уязвимой перед неизвестностью. Ты предпочитаешь детали, информацию. Оцениваешь окружающую тебя обстановку и прикидываешь возможные выходы из ситуации. И сейчас именно этим и занимаешься, – говорит он. – Но ты также не стала садиться на тот стул, за которым стоял я. Тебе не нравится, когда другие тобой управляют или каким-то образом доминируют. Поэтому ты выбрала собственное место.

У меня перехватывает дыхание. Его слова напоминают мне о том, что говорил папа: надо уметь мыслить иначе. Он знал, что рано или поздно я столкнусь с другими Стратегами, – и единственное преимущество, которое он мог мне обеспечить, – это умение думать иначе, чем они, сражаться иначе, чем они.

…Я хочу, чтобы ты изобретала необычные и творческие решения проблем. И я хочу, чтобы ты видела мир по-своему, уникально. Если ты выучишь определенный удар в боксе или определенный прыжок в ушу, твой мозг будет сразу прибегать к ним как к основному решению. Я не хочу, чтобы ты полагалась на те же решения, что и другие люди. Я хочу, чтобы ты придумывала собственные. Если научишься подходить к драке с неожиданного угла, то станешь оружием, действие которого твой противник не сумеет предугадать…

– Я снова дам тебе два варианта на выбор, – говорит Коннер, наблюдая за мной. – Однако на этот раз ты лишена возможности выбрать третье, собственное решение.

– Знаете, что странно? – Я тяну время. – Вы говорите, что я слабый противник, однако вам трижды не удалось меня убить. И да, я вычислила, что за всеми этими нападениям стояли вы, еще до того, как привязали меня к стулу. Если я такая неудачница, то вы и подавно.

Лицо Коннера искажается гримасой злости, и он бьет меня по лицу. Голова резко откидывается назад, в ушах звенит, но мне удается не издать ни звука и не показать ему, что мне больно. Рот наполняется кровью, и я сплевываю в его сторону.

– У нас много времени, Новембер, – не без раздражения заявляет Коннер. – Насколько это будет болезненно, зависит только от тебя.

Коннер подходит к столу и нажимает на панель. Как и говорила Аарья, у него за спиной открывается дверь. Он наблюдает за мной, а в это время в комнату, прихрамывая, заходит Феликс. Он тащит за собой Эша.

Я с такой силой сжимаю подлокотники, что на дереве остаются вмятины от ногтей.

Руки Эша связаны за спиной. Лодыжки тоже скованы. Все тело покрыто кровавыми ссадинами и синяками, но он еще дышит. Феликс бросает его на каменный пол футах в десяти от меня.

Коннер усмехается, и волоски у меня на шее встают дыбом.