Скажи машине «спокойной ночи» - [66]

Он подходит ближе, изображение отражается в его очках.

– Хм, – говорит он. – Интересный кадр.

Понимаете? Чего ждать от отца, если говоришь ему, что твоя бывшая девушка прислала тебе загадочную фотографию, возможно, сделанную под землей, а он выдает: «Интересный кадр».

– Может, она ходит на курсы фотографии или что-то в этом роде, – бормочу я.

– Скажи ей, что она знает толк.

– Я не могу ей ничего сказать. Мы больше не разговариваем.

Папа наклоняет голову еще ниже и ничего не говорит. Но раз уж на то пошло, что тут скажешь?

«Ты убил разговор, – любит говорить мне Зи. – Задушил его. Застрелил из пистолета. Зарубил топором».

Папа отходит к двери и бормочет:

– Рад, что ты дома.

А я решаю не уточнять, что это больше не его дом. И даже не мой.

Утром я поднимаюсь на гору. Лодыжки щекочет высокая трава, и через каждые несколько шагов оттуда взмывает в воздух стайка крошечных желтых птичек. Чем выше я поднимаюсь, тем круче становится гора, и вот я хватаюсь за сосну с шершавой корой, чтобы подтянуть себя выше. Вскоре трава редеет и сменяется барханами крупного песка, который рассыпается у меня под ногами, а через какое-то время скрывается под глубоким мягким снегом, он скрадывает мои шаги и поглощает все звуки. На вершине нет ни травы, ни песка, ни снега. Это голая скала, гладкая, блестящая и серая, как будто кто-то отполировал ее. На одном краю каменной площадки стоит кресло из искусственной кожи, которое можно найти в любой закусочной маленького городка. Я сажусь в него, чтобы отдохнуть после подъема.

Хотя я этого и не ждал, я не вздрагиваю, когда чья-то пара рук опускается на мои плечи. Я не чувствую этих рук, а только вижу их уголками глаз. Однако я могу представить себе их вес, так как пальцы барабанят в районе моих лопаток. Я поворачиваюсь, и аватар Зи одаривает меня уверенной улыбкой.

Мы с Зи потратили кучу времени на наши аватары. Мы даже позволяем друг другу вносить окончательные корректировки, отталкиваясь от теории, что другие люди видят тебя более четко, чем ты видишь себя сам. Поэтому аватар Зи в общем-то является его копией, если не обращать внимания на лисьи уши и золотые глаза, которые я добавил по его настоянию. Ну, а я? Зи сделал меня примерно на двадцать три процента красивее, чем я есть, хотя он клянется, что это не так.

Я встаю и поворачиваюсь, и теперь мы находимся лицом друг к другу. Зи протягивает руку и прикасается к моей щеке. И я снова ничего не чувствую.

– Все это время я поднимался за тобой, – говорит он. – Ты что не слышал, как я звал тебя по имени?

– Не-а. Извини. Наверное, у меня была большая фора. – И так и должно быть, потому что Зи может опередить меня в любой день недели.

Даже не просто в любой день недели, а каждый день, пока мы поднимаемся на гору. Мы проделываем это каждое утро с октября. Все началось с того, что тренер Зи предложил взбираться на гору, чтобы улучшить его выносливость на футбольном поле, но Зи постеснялся входить в ВР сам. Он не хотел надевать маску и топтаться на месте посреди нашей комнаты в общежитии. Так что он превратился в настоящего зануду, еще хуже, чем обычно. Он упрашивал, давил на чувство вины и подкупал меня всеми возможными способами до тех пор, пока я, наконец, не согласился подниматься на гору вместе с ним. Типичный Зи. Я предупреждал его, что не смогу вскарабкаться на вершину, и я был прав. Первые несколько раз я начинал задыхаться, едва добравшись до деревьев. Ко второй неделе я добрался до песка. В то утро, когда я, наконец, добрался до снега, мы закричали от радости и начали бросаться нетающими, теплыми снежками.

Подъем на гору позволил мне понять нечто важное, о чем я не сказал Зи: чтобы добраться до вершины, мне нужна энергия. Я должен есть.

Все – и мама, и Сафф, и Джосайя – беспокоились, что, когда я поеду в колледж, у меня случится рецидив. И даже я. Я сам беспокоился. Писали, что такое может произойти. «Сохраняйте бдительность. Старайтесь не вспоминать о происшествии. Никаких негативных реакций». Черт, вероятно, именно поэтому Сафф не разошлась со мной сразу после окончания школы. В течение первых нескольких недель все было нормально. Пища в общежитии была легкой, вязкой и безобидной. Но потом я снова начал потихоньку устанавливать для себя правила. Только овощи. Двадцать пережевываний, прежде чем глотать. Глоток воды после каждого кусочка. И я понимал, что с этого все и началось – с небольших правил, которые становились все более строгими. Никакой еды до ужина. Пятьсот калорий в день. Пятьсот калорий через день.

А затем Зи уговорил меня подниматься на гору.

– Ты и вправду меня не слышал? – спрашивает он.

Я стою на вершине горы. Зи и здесь собирается меня доставать.

– Я кричал что-то типа: «Ретт! Ретт! Разве тебе не наплевать?»

Один из плюсов того, что Зи из Китая, заключался в том, что, в отличие от почти всех моих знакомых, он не знал о Ретте Батлере и «Унесенных ветром»[15]. До тех пор, пока пару недель назад ему не рассказала девушка в коридоре нашего этажа.

– Просто чтобы ты знал, – говорю я, – сейчас я закатываю глаза.

– А я широко тебе ухмыляюсь, – отвечает он.