Скажи им, мама, пусть помнят... - [9]

Арестовали всех товарищей из районных и окружного комитетов. Полиции удалось обезглавить всю организацию РМС.

Каким-то чудом спаслись от ареста только мы с Малчиком и Кирилл Милчев. Нам удалось скрыться, но нас могли схватить в любой момент — мы не располагали явками, нам приходилось жить где попало.

Организации был нанесен тяжелый удар! Кое-кто испугался и начал нас избегать.

Начался мучительный период для РМС. Приходилось днем и ночью носиться по всему городу, чтобы ликвидировать последствия нанесенного нам удара и продолжать борьбу.

Малчик в трудные минуты сохранил твердость и силу духа. В объединении пловдивской молодежи он сыграл видную роль, и нынешняя молодежь должна воздвигнуть ему памятник на Холме освободителей, чтобы будущие поколения смотрели и преклонялись перед его немеркнущей героической славой.

Арестованных товарищей жестоко истязали, но они не стали предателями. Они мужественно вели себя на процессе и встретили приговор фашистских судей как герои.

Мне пришлось полностью перейти на нелегальное положение, потому что товарищи, находившиеся в тюрьме, сумели предупредить, что меня разыскивает полиция. Позже мне вынесли заочный приговор.

В день процесса мы себе места не находили. Волновались за судьбу товарищей. Я даже осмелел настолько, что, когда их вели на суд, крикнул:

— Выше голову, друзья!

Закованные в цепи и наручники, арестованные направлялись к старому мосту через Марицу. Они двигались, как каторжники, тяжело ступая по вымощенной булыжником улице.

Я попрощался с дядей Неделчо, но он все-таки увязался за мной. Мне стало ясно, что он решил последовать моему примеру.

— Вернись, Неделчо, твоя мастерская нам нужна!

— А я разве не нужен?

Задумавшись и ничего не замечая вокруг, я шел через площадь: меня тревожила судьба товарищей. Неожиданно откуда-то показались полицейские. Я стал всматриваться в их лица и в одном из них узнал знакомого — Бочку из моторизованной полиции. Нужно быстро принимать решение. И я пошел вперед. Иду навстречу Бочке, держа в кармане взведенный пистолет. Он меня тоже узнал и вздрогнул. Осмотрелся вокруг, а я иду прямо на него и молчу. Молчит и он.

В это время из толпы раздался голос Неделчо:

— Мы с вами, товарищи! Смерть предателю!

Полицейский повернул голову на крик, и мы разминулись.

Я вышел на площадь перед старым мостом. Смотрю, она полна народу. Одни стоят молча, совершенно растерянные, другие же громко возмущаются картиной кровавых «подвигов» полиции. Несколько десятков молодых людей, цепями прикованные друг к другу, как будто они разбойники, медленно двигались посередине площади. Они были окружены плотным кольцом конвоиров.

Первыми шли Брайко, Фанте и Тошко, с закованными ногами и руками. Ветер развевал чуб Брайко, Фанте слегка сгорбился под тяжестью цепей и едва держался на ногах. Тошко скалил белоснежные зубы, словно шел на свадьбу.

Мне всех их стало до боли жаль, в глазах потемнело, я сжал пистолет и направился навстречу синим фуражкам.

В это мгновение я встретился взглядом с Брайко.

«Беги, уходи отсюда! Это безумие!» — сказал мне его взгляд.

Я отошел в сторону и отправился искать Апостола, ликвидировать которого мне поручил Малчик. Но Апостол всячески избегал меня, и когда ему приходилось выходить на улицу, то он неизменно появлялся в сопровождении агентов, бдительно охранявших его.

Но все-таки ему не удалось избежать пули. Ремсист Стоянчо отомстил за своих друзей.

Предателям пощады нет!

ТЕТЯ ТИНКА

Я осторожно пробирался по сонным пловдивским улицам, покрытым только что выпавшим снегом. Заседание затянулось допоздна. Я чувствовал себя усталым и ослабевшим, но холод заставлял поторапливаться. Вот уже минут десять, как за мной брела какая-то тощая бездомная собака и жалобно скулила.

«Ну что мне делать с тобой, дружок, — подумал я, — ведь ничем не могу тебе помочь. Сам замерз и голоден».

Ускорил шаги. Все-таки собака имела основание мне завидовать, потому что я хоть знал, где в эту ночь найду пристанище. Подпольщик сталкивается не только с полицейскими и агентами. Его жизнь неразрывно связана с жизнью многих честных и добрых людей. Сколько раз, попав в тяжелое положение, без пищи и одежды, не имея крыши над головой, я находил убежище и поддержку у простых рабочих. Их улыбки, их человеческая теплота и работа всегда укрепляли мой дух и веру в победу, удваивали силы.

Я добрался до «Кючук Парижа»[9]. Кое-где фонари скудно освещали улицу. Вокруг — ни души. Я остановился перед одним из многочисленных маленьких домиков, притаившихся в бедном рабочем квартале. Здесь жила семья тети Тинки. Я внимательно осмотрелся, убедившись, что за мной никто не следит, открыл калитку и вошел во двор. Прошел напрямик по уже опустевшим грядкам я тихо постучал в окошко кухни. Долго ждать не пришлось. Дверь заскрипела, и я юркнул в образовавшуюся щель…

Тетя Тинка ввела меня в комнатку, зажгла лампу и, улыбнувшись, подала руку:

— Ну, как живешь, Моисей? Давненько ты не заходил.

— Спасибо, хорошо, а вы как? — И я устало опустился на стул.

— Все так же. Живем помаленьку. Сам знаешь, работа, дети…

Она присела на лавку у стены и смотрела на меня с материнской нежностью и озабоченностью: