Скажи им, мама, пусть помнят... - [68]

Отрезанные головы выставили на первом этаже школы, в одном из классов в левом крыле, и всех заставляли ходить туда смотреть на них. Три дня полицейские пили и гуляли в трактирах. Живодеры пропивали 150000 левов, полученных в награду за убийство трех партизан.

Все эти события потрясли село. Люди молчали, но проклинали матерей, родивших таких извергов.

На следующий день Иван Гинов и Тотю отправились на место убийства своих друзей и ножами вырезали на одном из деревьев: «Смерть фашизму!»

— Правду я говорю, Иван? — Дядя Аврам снова приложился к кувшину. Глаза его расширились от ужаса. — После 9 сентября я отыскал одного из тех головорезов. Он мне и рассказал все до мельчайших подробностей. Оказывается, полицейские наткнулись в лесу на спавших на склоне Айтепе партизан, окружили их.

Они набросились на наших ребят, как звери, как дикари. Ох и много горя хлебнул наш народ от этих извергов! Вот хожу я теперь и все думаю: ведь и ныне встречаются люди, забывшие о том, о чем не должны забывать до конца дней своих. Никому не желаю моей участи.

Видите эту женщину? — И он указал на свою жену. — Как свеча догорает. Встань же, старуха!.. А кое-кто только о власти мечтает и как бы получше устроиться. А новое время требует от людей, чтобы они обладали сильным духом и волей Благоева и Димитрова, чувством чести, характерным для тысяч павших в борьбе за свободу. Это надо понимать…

Но… я отвлекся, а мне хочется докончить мой рассказ. Наши упорно сражались против полиции и солдат. Несколько раз Бойчо удавалось бросить в полицейских их же не успевшие взорваться гранаты. Но фашисты все стягивали кольцо окружения и убили партизан и после этого заставляли солдат отрезать им головы. Но солдаты отказались выполнить этот приказ. Тогда пойманный мною жандарм — запамятовал его имя, да и не хочу его знать, — сам отрезал три головы и принес их в село.

Когда жандарм рассказал мне об этом, признаюсь, я не выдержал и пристрелил его на том же месте, как бешеную собаку.

Люди иногда теряют человеческий облик! — подытожил дядя Аврам. — Они бывают и страшными, и великими. Когда великое победит в людях страшное, тогда на земле наступит рай. Хоть бы мне, старику, дожить до этого чуда!..

Больше уже никто не притрагивался к кувшину. В углу содрогалась от рыданий фигура женщины в черном, а дядя Аврам продолжал проклинать все, что есть в человеке от дьявола.

ЭПИЛОГ

Какая сила скрывается в понятии «свобода»! Ради нее люди идут на любые лишения и испытания. И нам, пока мы добились и завоевали себе свободу, пришлось преодолеть тысячи препятствий, принести тысячи жертв. Нам — солдатам свободы!

Братан! Братан! Вершина Свободы! Орлиное гнездо партизанских подвигов! Всего три года назад мы заложили здесь фундамент музея-памятника, и вот он уже построен. Три года назад солнечным утром на этом месте перед строем партизан, на глазах у сотен помощников партизан и сочувствовавших им, был заложен первый камень этого музея в память о павших в борьбе против фашизма и капитализма из Первой среднегорской бригады имени Христо Ботева.

Сюда пришли те, кто не жалел жизни во имя свободы. Пришли и матери погибших, но их было уже заметно меньше, чем в День победы — 9 сентября 1944 года. Многие из них ушли из жизни вслед за сыновьями, и мне стало грустно оттого, что им так и не довелось увидеть этот памятник.

Я посмотрел на скалу и увидел моего друга из Советской Армии генерал-лейтенанта Николая Викторовича Моргунова. Он приехал на открытие музея-памятника в качестве представителя непобедимой Советской Армии. Мы, бывшие бойцы партизанского отряда имени Христо Ботева, восприняли это как высокую честь. Мы обнялись с ним по-братски, и его слеза обожгла мне щеку.

Началось торжество, прозвучал рапорт. Боян Былгаранов не мог усидеть на месте: орлам, пережившим столько бурь, трудно сохранять спокойствие. Впереди меня стоял Боцман. Он старался повыше поднять знамя бригады. Дыбов поцеловал это знамя и расплакался. Матери также вытирали слезы своими черными платками.

Я поднялся на трибуну. Посмотрел на заранее написанный текст, но мысли оказались где-то далеко, и сердце продиктовало мне совсем другие слова:

— Как председатель Инициативного комитета, счастлив доложить: вот наш музей-памятник готов. Этот дом — наш дар подрастающему поколению в честь 25-летия революции 9 сентября. Завещаем его нынешним и будущим болгарам с одним наказом: пусть помнят и никогда не забывают о людях, павших в неравной борьбе.

Мне приятно сообщить, что наш памятник — это символ величия среднегорцев. Он построен нашей героической партией, давшей крылья своим орлам и научившей их не жалеть жизни во имя самой заветной цели — завоевания свободы!

Женщины в черных платках плакали. Расплакался и крестьянин, стоявший недалеко от трибуны. Он только что уговаривал матерей не плакать, а сам не выдержал.

Я продолжал говорить:

— В этот торжественный час, когда мы подводим итоги и размышляем о прошлом, я невольно возвращаюсь назад к бурным и тревожным дням нашей истории.

— Мы тебя слушаем, говори, — крикнул тот же крестьянин. — Мы ничего не забыли!