Скажи им, мама, пусть помнят... - [42]

Староста расчувствовался. А был он хоть и в летах, но крупный, красивый мужчина, крепкий как дуб.

— Перепугался, — признался Здравко.

— Ну а теперь отопри здание общины и встречай нас. И в следующий раз не пугайся своих.

Здравко засуетился, но вскоре освоился и почувствовал себя среди нас бодрым.

— Ох, наконец-то я успокоился! Да почем я знал, что вы за люди! А вот оказалось, что мы даже родственники.

— Родственники, Здравко, и должны помогать друг другу.

Наши ребята разошлись по всему селу. Вскоре и пожилые, и молодые начали собираться перед покосившимся зданием общины, что находилось рядом с домом Здравко. Искренне радуясь встрече, они здоровались с нами, как с близкими людьми. Вдруг возгласы радости сменились дружным криком возмущения. Партизаны привели Тодора Сарафа — здешнего богача и ревностного слугу фашистской власти. Этот рослый мужчина, с грубым лицом, вытаращенными от страха глазами и носом, похожим на картошку, униженно молил о пощаде. Вместе с ним просил о такой милости и Райчо Велев — тоже фашистский пособник.

Народ собрался перед зданием общины. Барабан сельского глашатая призвал на площадь и малого и старого, чтобы судить фашистов. То и дело слышалось, как хлопают двери и калитки, и раздавались возгласы:

— Смерть кровопийцам!

— Да здравствуют партизаны!

Глаза Харитона так и сверкали, Дыбов словно бы выставлял напоказ свои ослепительно белые зубы, а Балканский оживленно беседовал с людьми, успокаивая их:

— Да не бойтесь же! Ведь мы все из одного с вами села, вы же нас знаете.

— Да как же вас не знать? — отвечали собравшиеся, после чего следовали рукопожатия и объятия.

Какая неожиданность: страшные «бандиты», как нас именовали фашистские власти, вдруг оказались своими, близкими людьми! Небольшое, скрытое в отрогах гор Дрангово отмечало большой праздник — праздник своего первого освобождения.

К Деяне подошла худенькая женщина с узлом, молча отдала ей этот узел и отошла в сторонку. До меня донесся приятный запах теплого домашнего пирога. Я посмотрел на эту женщину и сразу же узнал Стояну, мою родственницу.

— Да ты ли это, Генко? — спросила она сквозь слезы. — Ах ты господи, да я тебя, живого, уже оплакала! Все утверждали, что тебя убили где-то там, около Марицы.

Глядя на Стояну, мне стало грустно, и я просто не знал, что ей ответить. Хорошо, что откуда-то появилась Донка и хлопнула меня по плечу:

— Как живешь, двоюродный? Да вы, оказывается, настоящие герои!

И нам со всех сторон стали протягивать узлы, кастрюли с теплой едой, караваи белого хлеба. Раскрылись сердца крестьян, преисполненные любви и радости.

Не отстал от других и Здравко. Все еще продолжая суетиться, он вытащил винтовки, предоставленные властями общине, чтобы защищать село от партизан, и заявил:

— Вот вам ружья, ребята. Возьмите их, они новые и стреляют метко.

— Ну, Здравко, ты действительно глава села. Открывай митинг и объясни людям, кто мы такие и зачем при шли.

— Да чего им объяснять-то, ведь вы же убедились, что им все ясно, раз они кричат: «Да здравствуют партизаны!» — посмотрел виновато Здравко и предоставил мне слово. — Земляки, послушайте, что вам скажет партизанский командир Ватагин.

Сразу же установилась тишина. Все хотели услышать, что им скажут партизаны.

— Товарищи! — начал я, внимательно вглядываясь в лица собравшихся. — Мы сражаемся не на жизнь, а на смерть не ради денег и богатства, а во имя свободы для всего народа. Не думайте, что нам легко скитаться по лесам и горам, что нам самим жизнь не мила. Нет, мы любим ее так же, как и вы, но фашисты хотят отнять у нас право на жизнь. Они расстреливают наших матерей, братьев и сестер, вешают наших товарищей, отнимают плоды нашего труда. И мы, верные ваши сыновья, взялись за оружие, чтобы отомстить им за все. Недалек конец фашистской власти. Советская Армия уже близко. Мы призываем вас, дорогие братья и сестры, помогать партизанам, которые не жалеют жизни ради вас и будущего ваших детей!

Несколько минут я говорил о бесчинствах фашистов и о целях нашей борьбы. Потом я повернулся к связанным фашистским прихвостням:

— Вот ваши враги. Видите, какими жалкими выглядят они, столкнувшись с вашей силой! Мы отдаем их на ваш суд. Как вы решите — так и будет!

— Расстрелять! Все соки из нас вытянули эти мироеды! — в один голос крикнули крестьяне.

Тогда взял слово стоявший рядом со мной наш помощник — пожилой Тасьо.

— Простите их, товарищ командир. Они никого не убивали, они просто мерзавцы. Если у них осталась хоть капля совести, то пусть сами оценят ваше благородство.

Я посоветовался со Стенькой, Харитоном и Дыбовым, и мы решили освободить арестованных. Развязали им руки. У них был такой вид, как будто они возвращаются с того света. Они смотрели на нас растерянно и никак не могли поверить, что мы их отпускаем.

Митинг закончился. Отряд построился, и полилась песня:

Тому, кто любит свой народ,

и Левского в груди хранит завет бунтарский…

— Ну, до свидания. И не забывайте нас! Приходите снова, — просили нас крестьяне и желали нам успеха в борьбе.

— И вы нас не забывайте! — ответил им Дыбов.

— Ну, счастливого пути, товарищи! Дрангово вас не забудет!