Скажи ее имя - [69]

Между тем я продолжал оплачивать абонемент Ауры в спортзале. Не мог справиться с бумажной волокитой, собрать весь пакет документов о смерти и т. п. Так все и закончилось, мой гнев сдулся, как дырявый воздушный шар.

Скоро сбережения Ауры кончатся, все мои кредитные карты исчерпали лимит. И что тогда? Во что превратятся моя любовь и моя утрата? Я обнаружил, что с повышенным интересом наблюдаю за бездомными, примерно так же я наблюдал за знаменитыми и начинающими писателями на пороге двадцати лет; так же, да не совсем так. Помнится, едва поступив в колледж, я оказался в комнате мотеля в северном Нью-Йорке в компании Кена Кизи; не смея поверить в происходящее, я с благоговейным трепетом тянулся, чтобы принять из огромных рук Кизи дрянной косячок. Ранее в тот же вечер мне сказали, что Кен Кизи во время чтений на курсах писательского мастерства выделил меня из собравшихся в аудитории ребят и, обернувшись к сидевшей рядом студентке-старшекурснице, поэтессе, удостоившейся чести представить его слушателям, спросил: кто этот кудрявый херувимчик? Спорим, все девушки мечтают его усыновить? Так сказал обо мне Кен Кизи. Кудрявый херувимчик, которого мечтают усыновить все девушки. Под впечатлением от этого, поэтесса предложила мне вместе с другими студентами-писателями сопроводить Кена Кизи в его номер в мотеле. Должно быть, он удивился, почему я ничего не говорил, а просто сидел на краю его кровати, затягивался марихуаной, глазел, смеялся, когда смеялись другие, отворачивался, если ловил на себе его взгляд; а может быть, и не удивился. Где же мой бездомный наставник, который выделит меня из толпы на улице или в переполненном вагоне метро и спросит: кто этот кудрявый неудачник? Если он сейчас же не подберет свои сопли, то быстро присоединится к нам. Этот чувак, видать, думает, что он единственный, кто потерял жену?

Как пишут психоаналитики в книгах о преодолении горя, сны оплакивающего должны раскрывать неизбежный, хоть и медленный процесс ее или его отторжения от «утраченного объекта». В одной прочитанной мною работе врач анализировал сон вдовца средних лет о следах экскрементов на отрезе белой материи; сон приснился тому после долгого и тягостного траура — по словам психоаналитика, это означало прогресс. Как бы сильно вдовец ни любил почившую супругу, он смог поместить смерть и утрату на подобающее им место. Он был готов снова начать жить, снова обрести любовь. Однажды мне приснилось, что Аура бросила меня. Я был один в незнакомой, большой, очень грязной квартире. В дверях появилась Аура. Печальная, убитая горем, оттого что влюбилась в кукловода-хиппи из Испании и сбежала с ним в Вермонт, но затем испанец отверг ее. Прошу, вернись ко мне, взмолился я. Ты же знаешь, что мы любим друг друга. Но она даже не замечала моего присутствия. Аура легла на диван, она выглядела растрепанной, бледной и какой-то разбитой, но хуже всего было то, что она была отстраненной и погруженной в свои мысли. В конце концов она поднялась и собралась уходить. Даже не попрощавшись, она медленно двинулась по усыпанному мусором полу к выходу и уже почти скрылась за дверью. Я больше никогда ее не увижу. Я бросился за ней, схватил за руку и втащил назад в квартиру. В следующее мгновение мы целовались, как одержимые, шептали «mi amor, mi amor», и я знал, что во сне мне удалось одурачить судьбу, вернуть Ауру и, боже мой, как же мы были счастливы.

Канун второго Нового года. В затерянном в дремучих джунглях городе Субвей у Ауры вырос огромный живот, толчки в нем продолжаются день и ночь, до рождения Наталии остается всего семнадцать дней. В затерянном городе я соглашаюсь на высокооплачиваемую преподавательскую ставку в заурядном Северо-Восточном университете, которую мне предлагали еще прошлой весной: сто шестьдесят пять тысяч долларов в год. Большой объем работы практически не оставляет времени на сочинительство, но пока Наталия совсем маленькая, а Аура заканчивает свой первый роман, меня это не беспокоит. Копим деньги. Через пару лет мы, возможно, переберемся в Мексику.

Первый Новый год без Ауры я встретил в Берлине, в компании Мойи и его жены — немки Кирстен, во вьетнамском ресторане с ярко-оранжевым, как будто пластиковым интерьером. В это заведение мы забрели только потому, что приближалась полночь; чуть раньше в их квартире мы выпили бутылку белого вина «Белла Аура», которую я нашел в супермаркете. Немного побродив по окрестностям, мы не нашли другого места, чтобы встретить Новый год. Мы заказали еду и шампанское. Владельцы ресторана, их родные и часть персонала высыпали на улицу и приделывали фейерверки к стремянке. На улицах Берлина Новый год встречали так, будто праздновали окончание войны, или своего рода изгнание духа войны: петарды, ракеты, небольшие бомбочки взрывались по всему городу, группы молодежи, заткнув уши, прятались за водосточными трубами в каждом темном закоулке, холодный воздух пропах порохом. Когда пришла полночь, я сказал Мойе и Кирстен: все это не имеет значения, теперь Новый год наступает для меня двадцать пятого июля. Но когда с последним ударом часов Мойя и Кирстен вместе с остальными посетителями и сотрудниками ресторана поднялись и вышли на улицу, чтобы выпить шампанского и полюбоваться фейерверками, я последовал за ними. Мы с Аурой встретили вместе четыре Новых года, всего четыре. Эта мысль пронзила меня с наступлением полуночи, и, обняв на прощание Мойю и Кирстен, я решил пройтись по темному городу и побыть в одиночестве. Несколько лет назад мы встречали Новый год в Париже, где на месяц сняли квартиру в пятнадцатом округе. Гонсало и Пиа, наши переехавшие в Париж мексиканские друзья, пригласили нас на ужин к себе домой, на Монмартр. У них были маленькие дети, как и у пришедших в гости брата Гонсало и его жены. Это был один из тех ужинов, когда половина взрослых отсутствует за столом, поскольку следит за детьми, но дети в то же время были главным развлечением вечера. Я наигрался в «Супер Марио» и сразился на мечах с маленьким Джеро. Простецкая, но милая семейная новогодняя вечеринка. Мы с Аурой ушли около часа ночи и решили прогуляться по площади Пигаль с ее злачными барами и клубами. Мы выбрали местечко с запотевшими окнами и разумной платой за вход, где звучала африканская музыка. В баре было полно африканцев и европейцев, и почти все танцевали. Группа играла божественно: у них были электро- и стил-гитары, говорящие африканские барабаны, саксофон и зажигательный вокал. Мы протанцевали там до рассвета, пока выступление не закончилось и толпа не начала редеть. Выйдя на улицу, потные и веселые, щурясь от яркого утреннего света, играющего на зимних парижских мостовых, мы решили не спускаться в подземку и пойти пешком. Мы добрели до Люксембургского сада, чтобы посмотреть на замок и статуи королев, прогулялись по улочкам вокруг Сорбонны, поглазели на огромное жилое здание напротив маленькой средневековой церкви, в нем Аура вместе с двумя студентками из Японии снимала квартиру летом 2001-го, когда приезжала в Париж учить французский. Мы нашли кафе, где давали завтрак: прекрасные омлеты, картофельные чипсы и шампанское, а потом на метро доехали до «Ля-Мот-Пике-Гренель». Так начинался 200$ ГОД.