Скажи ее имя - [101]

Прямо за углом нашего дома, на Патриотисмо, открылся новый торговый центр. Наш район располагался в получасе ходьбы от Кондесы, до недавнего времени здесь не было ни одного приличного магазина или ресторанчика, чтобы перекусить, за исключением нескольких крошечных забегаловок и уличных лотков, а чашку кофе выпить и вовсе было негде. Теперь же, наряду с магазинами разных торговых марок, в нашем распоряжении оказались «Старбакс», «Санборне», «Итальяни» и несколько других известных сетевых ресторанов, располагавшихся под одной крышей и вызывавших у Ауры ностальгию по детству. Несколько раз мы ходили туда на ланч, поднимаясь на длинном эскалаторе к ресторанам, и однажды даже остались посмотреть фильм про восточные единоборства с Брэндоном Ли в главной роли, транслировавшийся на гигантских экранах. Как-то вечером Аура купила в «Санборне» футляр с китайскими игральными палочками, которые мы захватили в располагавшийся в том же центре «Фрайдис», где и играли, распивая пиво и текилу. Это была на удивление захватывающая игра, требовавшая твердой руки и ловкости карманного вора. Аура за явным преимуществом выигрывала каждую партию. Теперь картонный футляр лежал на алтаре. Но когда я открыл его и высыпал палочки на обеденный стол, вместо мистического сияния, которое, как мне казалось, должно было вырваться из картонного тубуса — что-то вроде сохранившегося отсвета того счастливого часа или следа от легчайших касаний пальчиков Ауры и ее смеха, — я не увидел ничего. Я сидел наедине с кучкой палочек.

Быть может, память переоценивают. Быть может, забвение благотворней. (Покажите мне нового, другого Пруста, который пишет о забвении, и я немедленно сяду его читать.) Когда я пытаюсь удержать все воспоминания, я словно жонглирую сотней тысяч хрустальных шаров. Каждый раз, когда один из них вдребезги разбивается об пол, внутри меня появляется глубокая трещина, сквозь которую навсегда утекает частичка нас, прежних. Я не продал бы этот футляр с палочками и за тысячу долларов.

В «Старбаксе» Аура, остановившись у витрины с бирюзовым кофейником, умоляюще подняла брови и послала мне ту улыбку, которую всегда использовала, если ей хотелось купить что-нибудь неразумное. Дома у нее уже был один кофейник, только черный. Я спросил, сколько он стоит. Она ответила. И мы должны спустить сорок долларов, чтобы в нашей кухне появилось ярко-бирюзовое пятно?

У тебя уже есть один, точно такой же, сказал я.

Она не смогла скрыть разочарования и поставила кофейник на место. После случившегося этот кофейник предстает еще одним жутким знамением или подсказкой, которые я проворонил или не смог понять. Учитывая ту роль, которую ее старому кофейнику суждено будет сыграть по пути в Масунте, он скорее похож на доказательство или улику, хотя и не в традиционном смысле этих слов.

Что, если бы я купил ей тот бирюзовый кофейник?..

3 июля 2008-го, через год после нашего полета в Мексику из аэропорта Ньюарка, я снова здесь: тот же вечерний рейс, та же замена эконом-класса на бизнес. На пути к Мехико мне пришлось заполнить иммиграционную карту, включая графу «семейное положение»: женат или холост. Я отметил, что женат, как всегда отмечал в анкетах подобного рода. Спустя три недели, 22 июля, я полечу в Пуэрто-Эскондидо и на следующий день возьму такси до офиса окружного прокурора в Пуэрто-Анхель, в переулке у затхлой гавани.

Табличка на закрытой двери в конце короткого коридора гласит «Управление уголовного розыска». Но окружной прокурор отводит меня в каморку без окон, в которой стоит непременный громоздкий старый компьютер. Свет в помещении кажется таким слабым и мерцающим, будто это сам воздух моргает. Вскоре обнаруживается причина: пластиковые лопасти вентилятора крутятся под двумя вмонтированными в потолок лампочками. Окружной прокурор оказался долговязым молодым человеком с сильно загорелым точеным лицом и блестящими черными аккуратно зачесанными назад волосами. В тот день я расскажу ему свою версию произошедшего так, как никому не рассказывал с того самого дня, когда умерла Аура и я исповедовался женщине в отделении полиции, которая напечатала мой рассказ, но не приняла его в качестве официального свидетельства, поскольку у меня не было паспорта. С тех самых пор эта история плескалась во мне, видоизменялась, теряя и обретая очертания, как плещется бурный поток, устремляясь в русло реки. В своем рассказе я брал на себя законную часть ответственности и вины, хотя и меньшую, чем хотелось бы Хуаните и Леопольдо, слишком малую, чтобы посадить меня в тюрьму, не подтасовав улики, но вполне достаточную, чтобы вина, ужас и самобичевание никогда не дали мне покоя. Но в тот день слова окружного прокурора в Пуэрто-Анхель снова изменят ход моего повествования.

Мы с Аурой и Фабис с ее бойфрендом сняли дом в Масунте, который был достаточно велик, чтобы вместить несколько друзей, которые, как мы надеялись, проведут с нами какое-то время. Сперва подруга Ауры Марьяна собиралась к нам присоединиться. В своей маленькой квартирке Марьяна делала массаж и лечила людей в духе мистической индуистской традиции; в университете она обучалась лаканианскому психоанализу, пока однажды, по ее собственному признанию, не поняла, что она предпочитает не сублимировать эго, а избавиться от него. Мы были в «Пата Негра», когда Марьяна сообщила, что не сможет приехать. Она с трудом сводила концы с концами и не могла позволить себе отпуск. Она сказала, что и вообще не хотела ехать в Масунте, поскольку здесь слишком сильные волны.