Скажи «да», Саманта - [8]

Но я не смогла сказать ни «да», ни «нет».

Придя на церковный базар, мы узнали, что папа пошел домой отнести выручку, собранную после ленча.

— Он вернется сюда попозже, — сказала мне одна из помощниц.

Но Джайлз не захотел ждать.

— Покажите мне дорогу к усадьбе викария, — сказал он, и мы пошли по деревне, а затем свернули на лужайку.

— Почему вы гостите в замке? — спросила я. Потом, спохватившись, что вопрос мой прозвучал несколько бестактно, я поспешила добавить: — Обычно друзья леди Баттерворт гораздо старше.

— Сегодня вечером в Челтенхэме состоится большой благотворительный бал, — ответил Джайлз, — и графиня Крум, председательница местного благотворительного комитета, попросила всех окрестных жителей принять у себя ее друзей из Лондона.

Теперь мне стало ясно, отчего леди Баттерворт в таком ажиотаже из-за своих гостей. Она уже давно страстно желала сблизиться с Крумами. Но я подумала, что они вряд ли станут обращать на нее внимание после того, как помощь им будет больше не нужна.

Усадьба викария находилась рядом с уродливой викторианской церковью, которая была возведена после того, как стоявшее на этом месте древнее сооружение эпохи норманнов превратилось в руины. Мне никогда не нравился ее уродливый интерьер, я вообще с самого детства инстинктивно не выносила ничего безобразного.

Джайлзу предстояло открыть для меня целый мир красоты, о существовании которого я даже не подозревала. Но в тот момент меня лишь отпугивала его настойчивость. Я никак не могла поверить, что он и в самом деле хочет увезти меня в Лондон, как не верила и тому, что папа отпустит меня с ним.

Мы застали папу в его кабинете. Он сидел за письменным столом и сортировал деньги, складывая столбиками серебро и медь.

Когда мы вошли, он сказал, не поднимая головы:

— Я занят, Саманта, но ты можешь принести мне сюда чашку чая.

— Я привела гостя, папа, — ответила я. — Он хочет поговорить с тобой.

Отец нетерпеливо обернулся, но, увидев Джайлза, такого элегантного и казавшегося столь неуместным в этом убогом обшарпанном кабинете, нехотя поднялся с места.

— Меня зовут Джайлз Барятинский, я нахожусь с визитом в замке, — сказал Джайлз, — и я хотел бы поговорить с вами, викарий.

Папа выразительно посмотрел на меня, и я повернулась к двери, чтобы уйти.

Но Джайлз заметил:

— Я бы предпочел, чтобы Саманта осталась здесь.

Я увидела, что папа чуть приподнял брови, удивляясь не только тому, что Джайлз попросил меня остаться, но и тому, что он назвал меня просто по имени. У нас в Литл-Пулбруке к людям обращались по имени после многих лет знакомства.

— Прошу вас, садитесь, мистер Барятинский, — спустя минуту сказал папа.

Джайлз опустился на подлокотник кожаного кресла.

— Я хочу сказать вам, викарий, — начал он, — что ваша дочь — одна из самых очаровательных женщин, каких я когда-либо видел, и она произведет фурор на том поприще, которое я намерен ей предложить.

Бедный папа выглядел совершенно ошарашенным. Но Джайлз, не давая ему опомниться, продолжал говорить. Он объяснил, что сейчас существует большой спрос на фотогеничных молодых женщин, которые могут носить красивые платья, с тем чтобы их фотографии появлялись на страницах журналов с глянцевыми обложками. Перед ними открываются большие возможности, потому что их также могут использовать в качестве манекенщиц на показах моды.

— Разумеется, такие модные дома, как «Молинью», «Ревилл» и «Хартнелл» имеют в штате собственных манекенщиц, — пояснил Джайлз, — но когда они устраивают грандиозные показы, им приходится приглашать девушек со стороны. — Он бросил на меня взгляд и продолжал: — Я владею собственным фотоагентством. Его услуги очень дороги и доступны далеко не каждому. В настоящий момент у меня есть две фотомодели. Обе они по-своему очаровательны, но им не под силу справляться со всеми заказами, и потому я хотел бы нанять вашу дочь.

Джайлз умолк, чтобы перевести дух, однако папа так и не успел вставить ни слова, потому что Джайлз через минуту снова заговорил:

— Я буду платить ей по четыре фунта в неделю в течение всего года. Кроме того, она сможет легко заработать от десяти до пятнадцати фунтов на стороне, и от этого заработка ей придется отдавать мне всего лишь пятьдесят процентов.

Мы с папой раскрыли рот от изумления, что неудивительно, если учесть, что стипендия викария составляла всего триста фунтов в год, из которых приходилось еще выплачивать ренту за усадьбу.

— Неужели это возможно? — наконец спросил папа.

— Это лишь то, что ваша дочь сможет заработать по самым скромным подсчетам, — ответил Джайлз. — Я уверен, что со временем Саманта будет зарабатывать гораздо больше. Разумеется, у нее будут и расходы.

— А где она будет жить? — довольно неуверенно спросил папа.

Я очень удивилась, что он с ходу не отверг предложение Джайлза. Но тут папа, не дожидаясь ответа Джайлза, решительно заявил:

— Разумеется, Саманта не сможет жить одна. Ей только восемнадцать лет, и она всегда жила тихо и уединенно.

— Я понимаю… — начал Джайлз.

— И потому, господин Барятинский, — продолжал папа, не позволив Джайлзу перебить себя, — боюсь, что в данных обстоятельствах мне придется ответить отказом на ваше предложение. Я убежден, что если бы мать Саманты была жива, она согласилась бы со мной, что Лондон не самое подходящее место для молодой девушки.