Скажи, что будешь помнить - [48]

Открываю рот, но ответить не успеваю – Дрикс перебивает.

– Мой отец – музыкант.

Морщу лоб, не вполне понимая, какое-это имеет значение и что с этим делать.

– Он хороший музыкант. Очень хороший. Можно даже сказать, один из лучших.

Щенок трижды обходит сложенное одеяло и, свернувшись комочком, подкатывается под бочок своему спасителю. Я этому только рада – судя по выражению на лице Дрикса, песик нужен ему больше, чем мне.

– Отец знал, что он хорош. Перед моим рождением его хит вышел на первое место в списке «Билборд».

Улыбаюсь:

– Правда? А что за песня?

Дрикс откидывается на подушку и поворачивается лицом ко мне.

– Это важно?

В его глазах боль, и я качаю головой – нет, не важно.

– Ему нравилось быть в центре внимания, пользоваться популярностью. Он чувствовал себя едва ли не богом. Любил получать внимание, бывать на вечеринках. Любил людей, жизнь. Это и давало ему тот кайф, за которым он вечно гонялся. И ради сохранения этого кайфа, ради продолжения этого праздника он был готов на все, мог отказаться от всего, мог кому угодно сделать больно.

Щенок вздрагивает, как будто поймал себя на том, что засыпает, и Дрикс тянет к нему руку. Похоже, каждый из них нуждается сейчас в другом.

– Вот и я стал таким, как мой отец.

Кожу словно покалывает изнутри. Чувство такое, что вот сейчас я узнаю нечто важное. Имеет ли он в виду то плохое в себе, о чем постоянно говорит?

– В нашей семье я играл на барабанах. У нас неплохо получалось, и мне это нравилось. Однажды отец в перерывах между концертами вернулся в город и послушал, как я играю. Он сразу оценил мой потенциал и взял в их группу, которая как раз собиралась в очередной тур.

Из-за того, что отец постоянно бывал в разъездах, я жил со старшим братом. Присоединиться вместе со мной к новой группе он отказался. Мне было тогда пятнадцать, и Эксл посчитал, что я слишком молод для кочевой жизни и могу не справиться с тем, что она предлагает. Я решил, что он ошибается, и переехал к маме, потому что ей было наплевать, чем я занимаюсь.

В музыкальном отношении я сделал большой шаг вперед. – По его лицу скользит тень улыбки. – Дела группы пошли намного быстрее. Если раньше мы играли во всяких сомнительных местах, то теперь стали собирать большие аудитории. Нас заметили фирмы звукозаписи, начались разговоры о возможных проектах. Мне нравилось играть, нравились сами концерты, внимание, вечеринки. Нравилось чувствовать себя почти богом.

Его улыбка блекнет и тает, в глаза пробирается тьма, и у меня холодеет под ложечкой.

– До вступления в группу я был одним человеком, а через некоторое время после вступления уже другим. Мне было наплевать, кого я обидел, кому сделал больно. Единственным, что имело значение в жизни, стал я сам. В тот магазин я забрел пьяный в стельку, потому что считал себя непобедимым.

Смелости Дриксу не занимать – глаза он не отводит. Я бы так не смогла. Не смогла бы обнажить душу и выставить на всеобщее обозрение мои ошибки.

– Я потерял себя, Элль. Я не говорю, что знаю, кто я теперь, но точно не тот парнишка, который чувствовал себя почти богом. И за это я должен благодарить твоего отца.

Киваю. Он искренен и честен, а раз так, то пусть знает, что я понимаю его.

– Но хотя я и признателен твоему отцу, не говори мне, что человек должен меняться, становиться другим, не тем, кем он является. Ты нравишься мне такой, какая есть. Не считая родных, ты – единственная, с кем мне легко и комфортно. Может, меня тянет к тебе, потому что я завидую. Ты знаешь себя. И я хочу того же. Хочу знать, кто я.

А вот мои родители считают, что мне знать это слишком рано. Они говорят, что я не очень-то и старалась познать себя. Может быть, они ошибаются.

Осмелев, как никогда, я тянусь к Дриксу, кладу руку на его пальцы и сжимаю их. Пусть знает, что я здесь и никуда не ухожу.

– Может быть, ты еще не знаешь себя, но то, что я испытал с тобой, поразительно.

Дрикс поворачивает свою руку ладонью к моей ладони, и его пальцы скользят по моим, а мое сердце бьется через раз. Я смотрю на наши руки, Дрикс тоже смотрит на них, и это похоже на магию.

Его пальцы как будто исполняют какой-то экзотический танец, и от их поступи тепло расходится по всему телу. Мне нравятся его руки, сильные и грубые, но и нежные. Я бы оставалась вот так, на кровати, до конца жизни, только чтобы он прикасался ко мне и ласкал.

– Я не собираюсь лгать, – глухо говорит Дрикс. – После ареста во мне осталась горечь. Это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к твоему отцу, а только ко всей гнилой системе правосудия. Система не работает для бедных. Канал «школа – тюрьма» существует на самом деле. И люди, которые не в состоянии обеспечить себе достойную защиту, отбывают незаслуженный срок.

Хотя мне и нравится, как его пальцы касаются моих, я сцепляю наши руки и крепко их сжимаю. Дрикс отвечает тем же, и мое сердце замирает. Я держу его руку, он держит мою. Никто не спешит отстраниться. Его большой палец все скользит и скользит по моей коже, так медленно и целеустремленно, словно гипнотизирует те участки, которых касается. Я ощущаю себя зеркалом, которое треснет, если нажать чуть сильнее, или треснет он, и этот миг пугает его так же сильно, как и меня.