Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - [300]

На другой день, в воскресенье, в неделю православия, «в большом Московском дворце, в присутствии, внутри и вне, всего народа от всех городов России», состоялось последнее торжественное заседание собора. Были собраны мнения от каждого чина, и все они оказались одинаковы: все единогласно указывали, что царем должен быть Михаил Феодорович Романов.

Вслед за тем Феодорит, архиепископ Рязанский, Авраамий Палицын, Иосиф, новоспасский архимандрит, и боярин Василий Петрович Морозов вышли на Лобное место и обратились к собравшемуся здесь всенародному множеству с вопросом: «Михаила Феодоровича Романова в цари Московского государства хотите ли?» Восторженные клики согласия послышались на это в ответ.

«В той же день бысть радость велия на Москве, и поидоша в Соборную апостольскую церковь Пречистые Богородицы и пеша молебны з звоном и со слезами. И бяше радость велия, яко изо тьмы человецы выидоша на свет, – говорит летописец. – Он же, благочестивый государь, того и в мысле не имяше и не хотяше: бывшу бо ему в то время у себя в вотчине, тово и не ведяше, да Богу он годен бысть. И за очи помаза его Бог елеем святым и нарече ево царем».

Так кончилось на Руси Смутное время, вызванное пресечением царского рода из дома Иоанна Калиты.

Собору оставалось совершить еще только одно дело: испросить согласие принять царский венец самого новоизбранного государя. «Власти же и бояре и все людие начаша избирати изо всяких чинов послати бити челом к ево матери, к великой государыне старице иноке Марфе Ивановне, чтоб всех православных хрестьян пожаловала и благословила бы сына, царя государя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии, на Московское государство и на все Российские царства, и у нево государя милости прощать, чтобы не презрил горьких слез Православных крестьян. И послаша на Кострому изо властей Резансково архиепископа Феодорита и с ним многих властей черных, а из бояр Федора Ивановича Шереметева и изо всех чинов всяких людей многих».

Посольство это, получив подробный наказ, как ему «бити челом и умолять его, государя, всякими обычаи, чтоб он, государь, милость показал, челобитья их не презрил», выступило из Москвы 2 марта, после торжественного молебна, подняв с собой икону Божией Матери, написанную святым Петром Чудотворцем, а также и образа святителей московских – святых Петра, Алексия и Ионы.

10 марта Земский собор отправил посольство и в Польшу с предложением размена пленных, имея главным образом в виду освобождение из неволи Филарета Никитича.

Между тем юный избранник всего Московского государства чуть было не погиб от вражеской руки и был лишь спасен самоотверженной преданностью одного из своих верных слуг.

Покинув в конце 1612 года Кремль после сдачи его поляками, Михаил Феодорович с матерью отправился, как мы говорили, в свои костромские владения, причем инока Марфа Иоанновна проследовала прямо в Кострому, а сын ее остановился в вотчине своей матери – селе Домнине, управителем коей был крестьянин Иван Сусанин, уроженец близлежащего селения Деревеньки, человек, беспредельно преданный своим господам – боярам Романовым. Этот Иван Сусанин и спас жизнь вновь избранному государю.

Вполне точного и подробного описания подвига Сусанина, к величайшему сожалению, не сохранилось, и мы можем судить о нем лишь на основании некоторых царских грамот и указов, а также и рукописных сказаний.

В жалованной грамоте от 30 ноября 1619 года зятю Сусанина, Богдану Сабинину, об этом говорится так: «В те поры приходили в Костромской уезд полские и литовские люди, и тестя его, Богдашкова, Ивана Сусанина в те поры литовские люди изымали и его пытали великими немерными пытками. А пытали у него, где в те поры мы, Великий государь царь и Великий Князь Михайло Федорович всеа Русии, были, и он, Иван, ведая про нас, Великаго государя, где мы в те поры были, терпя от тех полских и литовских людей немерные пытки, про нас, Великаго государя, тем полским и литовским людем, где мы в те поры были, не сказал, и полские и литовские люди замучили его до смерти».

По-видимому, дело спасения Михаила Феодоровича Сусаниным произошло следующим образом: близ села Домнина рыскала одна из многочисленных польских шаек, которая уже проведала, что престол предназначается молодому сыну Филарета Никитича Романова, и поэтому во что бы то ни стало желала его захватить в свои руки. Шайка эта шла мимо Железноборовского монастыря, куда в это время как раз приехал из Домнина набожный Михаил Феодорович. Иноки издали увидели движение поляков и тотчас же предупредили его об этом.

Тогда Михаил Феодорович вскочил на лошадь и поскакал в Домнино. Путь его лежал мимо селения Деревеньки, где в ту пору случилось быть Сусанину, у которого накануне сгорел овин. Увидев государя, Сусанин уговорил его не ехать в Домнино, так как поляки, несомненно, отправятся искать его туда, зная, что это романовская вотчина, и затем спрятал Михаила Феодоровича в сарае, зарыв в сено.

Сам же Сусанин, сняв с Михаила Феодоровича его боярские сапожки, надел их на себя, разрезав вдоль по переду, и побежал в лес, по течению замерзшей речки Кобры. Отбежав несколько верст, Сусанин влез на дерево, снял с себя сапожки и затем, заметая насколько возможно свои следы, вернулся назад в Деревеньки, где стал у ворот своего двора.