Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - [258]

В это же именно время в Польско-Литовском государстве особенно усилилась ненависть ко всему православному и русскому. В 1608 году латиняне и униаты хотели нанести смертельный удар Виленскому православному братству, имевшему свое средоточие в Троицком монастыре, и решили, как мы уже упоминали, передать этот монастырь униатам. Православные, конечно, сильно всполошились и послали жалобу в сейм, где у них были покровители, обещавшие принять их сторону. Но в следующем, 1609 году в Вильну прибыл Сигизмунд, шедший на завоевание Московского государства. «Православные, – говорит наш известный ученый М.О. Коялович, – обвинены были в мятеже, в оскорблении величества, и многие из них подверглись суду. Большая часть церквей обращена в унию. Православные мещане задавлены были жестоко… Где было русское братское училище, там редко когда ученики возвращались из училища домой с неповрежденными лицами. На них нападали и били иезуитские школьники, которые не давали житья никакому иноверцу, так что иноверцы даже объезжали обыкновенно на дальнем расстоянии иезуитские школы. Смутные времена в России, постоянные переходы поляков через Западную Россию по пути в Москву давали огромную силу всему польскому и латинскому и страшно давили все русское, православное. Везде стало изнемогать и падать и западнорусское мещанство…»

21 сентября 1609 года Сигизмунд стоял уже под стенами Смоленска, имея 5 тысяч пехоты, 12 тысяч конницы, 10 тысяч запорожских казаков и, кроме того, отряд литовских татар. Он послал складную грамоту В.И. Шуйскому и «универсал», или манифест, к жителям Смоленска и окрестных мест, в котором между прочим уверял, что шведы хотят искоренить православие, и он, Сигизмунд, пришел его спасти, почему обитатели Смоленска и должны отворить свои ворота и встретить его хлебом-солью. Но «виленские мещане-братчики, – говорит М.О. Коялович, – послали в Смоленск предостережение, чтобы русские знали, чего ожидать от польского короля, который хочет властвовать и в Восточной России; а когда Сигизмунд подошел к Смоленску и требовал сдачи, то поляки увидели на стенах крепости и некоторых мещан западнорусских.

В Смоленске сидел на воеводстве доблестный Михаил Борисович Шеин. Он зорко следил через своих лазутчиков за всеми действиями противника и был отлично осведомлен об истинных намерениях короля. На свой «универсал» Сигизмунд получил из Смоленска следующий ответ от архиепископа, воевод и народа: «Мы в храме Божьей Матери дали обет не изменять государю нашему Василию Ивановичу, а тебе, литовскому королю и твоим панам не раболепствовать вовеки». Вслед за тем были выжжены посады и слободы. «Многие описали и начертали положение крепости Смоленской, – говорит гетман Жолкевский в своих «Записках», – я кратко скажу об этом. Снаружи она кажется довольно обширна: окружность ее стен полагаю до восьми тысяч локтей, более или менее, не считая окружности башен; ворот – множество; вокруг крепости башен и ворот тридцать восемь, а между башнями находятся стены длиною во сто и несколько десятков локтей. Стены Смоленской крепости имеют толстоты в основании десять локтей, вверху же с обсадом (вероятно, зубцы, между коими бойницы), может быть, одним локтем менее, вышина стены, как можно заключить на глазомер, около тридцати локтей».

Смоляне, кажется, в количестве не более 70 тысяч человек, считая старцев, женщин и детей, «заключились в крепости, – рассказывает Н.М. Карамзин, – и выдержали осаду, если не знаменитейшую Псковской или Троицкой, то еще долговременнейшую и равно блистательную в летописях нашей славы».

Расставив орудия вокруг города, Сигизмунд велел открыть из них жестокую пальбу; затем 23 сентября, за два часа до рассвета, поляки повели приступ всеми силами, однако не могли вломиться в крепость, хотя разрушили взрывом Аврамиевские ворота; ночью 26 сентября они взяли острог у Пятницкого конца, а через сутки, пользуясь опять ночным покровом, повели новый приступ, причем пытались овладеть Большими воротами.

Но осажденные оборонялись с таким мужеством, что ляхи были всюду отбиты с огромным уроном. Они не пытались более выходить из своих станов, а ограничились ведением почти бесполезной для себя стрельбы из орудий и устройством подкопов, которые своевременно взрывались нашими при посредстве выводимых ими «слухов». Смоляне действовали все время в высшей степени решительно и постоянно производили на поляков смелые вылазки. Однажды среди белого дня шесть человек русских подъехали на лошадях к стану маршала Дорогостайского, схватили на глазах у всех литовское знамя и благополучно вернулись в крепость.

При этих условиях наступила зима с 1609 на 1610 год.

Весть о прибытии Сигизмунда к Смоленску произвела сильное впечатление не только на В.И. Шуйского и Тушинского вора, но и на поляков, бывших с последним. Эти поляки отнюдь не желали делить с королем добычи, которую им сулила смута в Московском государстве. «„Чего хочет Сигизмунд“, говорили тушинские и сапегины ляхи с негодованием, – рассказывает Карамзин, – лишить нас славы и возмездия за труды; взять даром, что мы в два года приобрели своею кровью и победами!» Особенно негодовал на Сигизмунда Рожинский, первое лицо в Тушинском стане. Он созвал поляков в коло и заключил с ними конфедерацию, или союз, члены которого поклялись посадить Вора на царство, вступив, если нужно, в открытую борьбу с королем, и послали пана Мархоцкого к Сигизмунду со следующим словом: «Если сила и беззаконие готовы исхитить из наших рук достояние меча и геройства, то не признаем ни короля королем, ни отечества отечеством, ни братьев братьями…»