Сказания древа КОРЪ - [28]

…Кричали вторые петухи.

Новоявленный хозяин Ивановки проспал всего-то часа три, но поднялся свежим, наполненным радостью совсем иного свойства, чем той, с которым ложился в постель. Та была тяжела, как грозовой воздух, как баул, присланный невесть откуда братом Игнатием, сменившим православное имя на какое-то басурманское. Андрей опасался сделать неверный шаг с неожиданным богатством в руках, прогадать, лишиться подпорки в виде золотых столбиков из наполеондоров. Утренняя же радость была в красках зари, в ощущении всем телом земной, здоровой жизни.

Первая мысль – что ждёт его сегодня? Сразу ответ: полевая работа. На неё вдохновили его сеятели при подъезде к дому.

Через час он уже на яровом клине с мужиками. Сам идёт за сохой, сначала неумело, но вскоре память тела восстанавливается, и борозда выпрямляется, становится глубже, и чёрная почва рассыпается на две стороны аккуратней. Впереди косолапо шагает мужичок с лукошком, в рубахе навыпуск, босой. И подросток за спиной барина-пахаря боронит вспашку. Всё как у соседа, но в миниатюрном повторении, ибо у сына Борисова землицы с ладонь и народишка: раз, два – обчёлся. Эта мысль выводит на неожиданное богатство. Да, надо бы встретиться с… как его… Хруновым.

Тот лёгок на помине. Ещё солнце не село, когда сосед в изящной, лакированной коляске, одноконь, ворвался во двор через всегда распахнутые ворота. Рядом с немолодым вдовцом, догадался Андрей, сидела дочь в дорожном, застёгнутом наглухо, под горло, платье. Лица у прибывших одинаковые: улыбчивые, с лукавинкой в светлых глазах под высокими дужками льняных бровей. От первых слов с незнакомцем повели себя так, будто много лет перекликались через тын.

И Андрей сразу почувствовал расположение к соседу. А перед дочерью его растерялся. Шальная мысль проскочила горячей струйкой из основательной головы тридцатилетнего молодца в доселе холодное сердце. Да справился, не стал размягчаться посторонними мечтами.

Зато Антонина решила сразу брать быка за рога.

За ужином, поговорив о том, о сём, перешли к главной теме деревенских разговоров – о земле, о душах. Оказалось, у Хруновых мужички как тараканы расплодились на купленном клочке. А прикупить не по карману, дорога здесь землица. У Корниных (эту фамилию Антонина сразу прикрепила к себе, как дарёную брошь), наоборот, людей не хватает, чтобы обрабатывать даже поле размером с носовой платок.

– Дорого, дёшево, – вздохнула Антонина, – а прикупать нам придётся, с людьми, хоть в другом уезде.

– Разве капиталец позволяет? – поинтересовался сосед, отличая на столе вишнёвую наливочку. – Сколько способны выложить? А я скажу, на что рассчитывать можете.

Андрей, подумав, назвал сумму.

– Не густо. Но если с такими деньгами на левый берег податься, к башкирцам, там можно разжиться землевладением, что твоё королевство Неаполитанское.

– Верно, – согласилась Антонина. – Свояк наш, Степан, дюже башкирцев хвалит, бессребреники.

–  За морем телушка,  – усомнился артиллерист, решивший стать землепашцем. – Допустим, людей за Волгу переведём, да сколько их у нас? И там крестьянами не разживёшься. Демидовы и всех вольных по заводам растащили.

Хрунов не возражал:

– И то правда, пуста земля будет. Что с неё возьмёшь? – тут какая-то мысль взволновала его, преобразила лицо, как вдохновением. – Вот ежели бы ваш капитал деньгами, да мой – душами – сложить, можно рискнуть… А что, идея!

– Андрей, бывший тугодумом, уставился на прожектёра:

– Кто ж хозяином будет? Как делить землю и людей? И кто наследует?

Хрунов и Антонина быстро переглянулись. Александра заулыбалась, без смущения, без рисовки. Голос отца стал вкрадчивым:

– Как-нибудь поладим, сосед наш дорогой. А наследует наш внук… Знаешь, что, – гость вдруг перешёл на «ты», – присылай-ка завтра сватов. Чего тянуть!

– И присылать не надо, и «завтра» ни к чему. Я тута, сейчас готова, – важно, совершенно серьёзно произнесла «баба-гренадёр», дуя на остывший чай в блюдце.

Александра дурашливо всплеснула руками – кружева на рукавах и рюши на высокой, обтянутой английским сукном груди заволновались.

– Меня бы, батюшка и тётушка Антонина Борисовна, вначале спросили.

– А чё тя спрашивать, пигалица? – в тон дочери ответил отец. – Разве не вижу, глаз с молодца не сводишь. Где ещё такого богатыря в уезде встретишь? Засидишься, поджидая, старой девой останешься.

Андрей не привык на военной службе к таким «светским» вольностям. Там вольности проще. Он не знал, куда девать глаза и руки. Чувствовал, как наливается кровью его лицо. В тумане перед глазами обнаружился только один выход из столь неловкого для него (только для него) положения. Но как приступить? Слова в сем деле требуются особые. И особые жесты. Это тебе, штабс-капитан, не орудийной прислугой командовать! Наконец, смутно вспомнил какие-то правила, приличествующие неженатому мужчине его сословия в такой переделке. Он поднялся на ноги, едва не врезавшись теменем в потолочный брус, опрокинув стул, и заговорил в сторону божницы, так как отец и дочь сидели на противоположных сторонах накрытого стола:

– Сан… э-э-э, Александр Александрович, ваше высокоблагородие… сударыня… то есть барышня, Александра Александровна… Почитаю за честь породниться… Словом, прошу благословения… и руки…