Сказания Дарины. Книга 1 - [4]

Хозяйка удивлённо глянула на меня, поняв, что имя я сказала настоящее, благодарно улыбнулась.

— Меня зовут Анна, а мужа Иван, а дети: старшая Арина, средний Василёк, а младшие Костик и Кортик.

— Благодарю за доверие, Анна — ещё раз склонила голову, поняв, что и она назвала настоящие имена членов своей семьи, и села у самого края, где было свободное место.

Ужин был нехитрый: варёная картошка, обильно политая постным маслом, жареная рыба, наверняка выловленная сегодня кем-нибудь из детворы в море, пёрышки зеленого лука и малосольные огурчики, аппетитно пахнущие чесноком и укропом были для меня лучшей наградой за долгое путешествие пешком.

Хозяева, дородная Анна и огромный космато-бородатый Иван, особо ни о чем не расспрашивали, да и вообще мало разговаривали. Иван изредка бросал на меня изучающие взгляды, аппетитно хрустел огурчиками и молодыми стебельками лука, пережёвывал рыбьи кости крепкими зубами, не оставляя от них следа. Анна зорко следила за детьми, подкладывала им в тарелки еду и раздавала материнские шлепки за возню за столом во время еды. Малыши обиженно поглядывали на мать, пару минут сидели смирно, но тут же забывали наказы и снова принимались за старое.

Старшая, Арина, рослая девица лет семнадцати, улыбалась глазами шалостям малышни, на меня особого внимания не обращала. Младшие немного потаращились, но быстро забыли про постоялицу, рассказывая старшим увлекательные новости о гусях, которых пасли целый день, огромном шмеле вооот с такими крыльями, ящерке, которая все же удрала, оставив верткий хвост в пальцах, облаке-драконе, проплывшем над самыми их головами и массе важных и серьёзных происшествий, случившихся за целый день.

Только Василек, мальчишка лет семи, наблюдал за мной не отводя восторженных глаз и не забывая уплетать всё, что попадется под руку. Было что-то в этом взгляде, притягивающее и немного странное, но я не обратила особого внимания, решив, что мальчишка просто глазеет на городскую. Одно удивило — у всего семейства были необычайные ярко-зелёные, хотя и с разными оттенками, глаза.

После ужина, поблагодарив за хлеб-соль, ушла в предоставленную мне комнату. Не то, чтобы усталость после дороги сморила, а хотелось тишины и покоя после изматывающей городской суеты и такой длинной дороги.

Долго лежала в темноте, привыкая к новому месту, прислушивалась к новым звукам, скользила поисковиком по окрестностям, пока усталость не сморила и я провалилась в глубокий сон.

Опять снился замок, и опять принц помахал ручкой в железной перчатке, и опять он ускакал восвояси. Только коня сегодня он выбрал чёрного, как ночь.

* * *

Горластый старый петух орал, казалось, не переставая, усевшись на плетень напротив моего окна. Так и хотелось запустить в него чем-нибудь потяжелее, но под рукой ничего подходящего не нашлось, да и хозяев обижать не хотелось.

Неделя счастливого отдыха вдали от знакомых, друзей и работы только началась и я решила, вопреки петушиным крикам, выспаться от души и засунула голову поглубже под подушку…

Мысли не хотели просыпаться, просились зарыться под подушку, закутаться в одеяло, как когда-то в детстве, когда солнечный лучик находил лазейку в густой ажурной занавеске и щекотал ресницы, пытаясь разбудить маленькую лентяйку. И это состояние, между сном и явью, между теплом под одеялом и свежестью раннего летнего утра, между блаженством и набирающим обороты ритмом жизни за окном, радовало и давало осознание полной свободы отпуска.

Если бы не этот горлопан со шпорами, спала бы, наверное, до обеда. Но после третьего крика, разорались все петухи в округе.

С непривычки показалось, что голосят не только петухи, но и куры…

Из окна пахло цветами, росой, морем и чуть-чуть дымком. Бабы у колодца бряцали коромыслами о вёдра, скрипели крепкой цепью, доставая воду из колодца, перебрасывались привычными фразами, шуточками, подковырочками, громко смеялись. Одна начала голосисто выговаривать молодухе-растяпе, утопившей ведро в колодце за её косорукость, другая вступилась. Тут же хор голосов подхватил перебранку, припоминая друг другу кто, когда и как ославился. Деревенское утро начиналось привычно весело.

Во дворах бурная сельская жизнь была уже в разгаре. Мычали коровы, зовя хозяек на утреннюю дойку, им вторили козы, позвякивая колокольчиками, гоготали гуси, вперевалку выбираясь из сарайчика и прямиком направляясь к кормушке, квохтали куры, толкаясь там же. Из открытого окна пахло морским бризом, морскими водорослями, свежестью, вместо обычных деревенских запахов.

Вздохнула, открыла глаза.

Морская гладь блестела пурпуром восходящего солнца, переливаясь янтарём отсветов и золотистым блеском до самого горизонта. День обещал быть погожим. Ни единого облачка на небе не было.

Полюбовавшись на красоту захолустья через щели строеньица в конце огорода, поежилась от утренней прохлады и поскорее вернулась в постель, повернула кожаный ободок, спрятанный под волосами, задом наперед, закрыла глаза и сладко заснула, уже ничего не слыша.

* * *

Второй раз разбудили детские голоса, деловито распределявшие порученную взрослыми дневную работу прямо под моим открытым окном. Такого рвения к выполнению домашних обязанностей среди известной мне детворы никогда прежде наблюдать не приходилось. Дети всегда отлынивали от порученных дел, а эти наоборот, подходили к этому, как взрослые. Даже удивилась немного. Сквозь дрёму прислушалась, но толком так ничего и не разобрала, только сладкий сон развеялся, будто предрассветная дымка от первых лучиков солнца.