Сказание о Волконских князьях - [3]

Тогда князь Михаил Хромой Орел, видя наглую измену товарищей-воевод, Собрал людей в соборную и апостольскую церковь, сам же стал в церковных дверях. Он рубился с литовскими людьми не один час, пока не изнемог от великих ран. И враги ворвались в церковь и убили всех, кто в ней собрался. А кровь князя в церковных дверях видна до сих пор и отскрести ее никто не может: прожгла в камень.

В честь князя Орла — Волконского дан был Боровску герб. На том гербе серебряное поле означает непорочность, червленое сердце — верность, а вкруг сердца лавровый венец — вечная слава.

СКАЗ О ФЕДОРЕ ИВАНОВИЧЕ ВОЛКОНСКОМ МЕРИНЕ, КАК ОН ЦАРЯ СВЕРГ

Пошел слух о гибели Хромого Орла по Руси и дошел до Козельского уезда, до Меринищенской волости, до села Меринища, до мирного человека князя Волконского Федора Ивановича, что звался по наследному своему селу Мериным. Встал князь Федор с завалинки, созвал жену и детушек, попрощался, да и поехал со двора.

Кликнул Мерин по всей южнорусской окраине, велел собираться к себе Передовому полку. И начали съезжаться к старому своему воеводе многие воины, приходить конные и пешие. Князь же Федор Иванович пришедших разбирал. Кто ходил к Москве с Ивашкою Болотниковым и Болотникову изменил — тех гнал долой. «Предали, — говаривал, — холопа, предадут и князя!» Не брал Федор Иванович в свой полк также и ведомых разбойников и грабителей. Людей же честных и за Русь пострадать готовых строил в сотни с сотниками да в пятисотни с пятисотскими. И дал тому полку знамя: на лазоревом поле серебряный ангел.

Как пришел Волконский с полком в Москву к царю Василию Ивановичу, царь со всеми своими боярами обрадовался. «То, — говорят, — будет в нашем войске наипервейший Сторожевой полк. Стоять-де ему в Коломенском, чтобы неприятеля к Москве не пускать. А наши все полки будут за ним стоять». Так оно и вышло. Начал полк Волконского Мерина что ни день из Коломенского выходить и с неприятелем биться-рубиться.

Бьются люди Волконского месяц, бьются год — не могут одолеть вражью силищу. К Лжедмитрию-то в Тушино все шляхта из Польши да из Литвы идет, со всей Руси воры-изменники собираются[2]. Как Федор Иванович неприятеля ссечет, глядь — на его месте уже двое новых стоят. Как Сторожевой полк какое войско с поля стопчет — ан на другой день там два появляется? Московские же силы все у Москвы стоят и покой царя Василия Ивановича оберегают.

Рассердился князь Федор Иванович, поехал к царю и говорит: «Почто, государь, не пускаешь в поле свои сильные полки? И так уже вражья сила пол-России разорила, Владимир и Суздаль сожгла, Ростов и Ярославль высекла, Тотьму и Галич выграбила, Белоозеро и Великий Устюг осаждает! Где было жилье человеческое — там ныне логова звериные. Люди как твари бессловесные живут по лесам, ходят ночами при свете пожаров, днем прячутся. Надобно дать ворогу главный бой!»

Покивал на такие слова царь Василий Иванович и велел всем боярам готовить полки к сражению. Начинать указано было Сторожевому полку князя Федора Ивановича. За ним скакал Передовой полк князя Григория Константиновича Волконского. Нашли они рать самого злого тушинского воеводы Лисовского у Медвежьего брода. Началась сеча великая. Сбили полки Волконских неприятеля с поля, гнали и секли на семи верстах.

Подскакали князья Волконские со своими храбрыми ратоборцами к тушинскому лагерю, хотели было самого Лжедмитрия взять и гнездо его разорить. Обернулись назад — а за ними русских войск нет! Ждали они прихода больших полков, ждали — да и пошли обратно к Москве. Видят, что все царские большие полки у стен Москвы стоят, не двигаются, потому что бояре в тушинский лагерь обедать уехали.

Сильно закручинился князь Федор Иванович, не знал, чем Руси помочь. Чуть было руки на себя не наложил. Ведь бояре из одного рода служили: кто царю Василию Ивановичу, кто Тушинскому вору, чтобы — кто ни победит — в проигрыше не быть.

Неприятели тем временем новые города разоряли, людей грабили и убивали. Но родич Мерина — Григорий Константинович имел ум востер, говорил он Федору Ивановичу: «Нам до прихода Скопина-Шуйского надо продержаться. Он Вора побьет, тогда бояре образумятся, тогда и время очищать Россию придет!»

Стал князь Федор Иванович снова биться с ворогами. Месяц бьется-рубится, год сражается, видит — в Сторожевом его полку людей почти не осталось. А враги уж вторую половину Руси разоряют, Троицу осадили. Стали вставать по всей стране ополчения, да, не имея оружия и опытных воевод, гибли во множестве. Пришел в Москву храбрый воевода князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский, Тушинского вора отогнал, но вдруг умер. Сказывали, отравил его царь Василий Иванович с родичами из зависти, боясь свой престол потерять. Пошли по Москве сыски и казни, царю везде измена мерещилась. А тем временем польский король Сигизмунд с сыном королевичем Владиславом и панами гетманами сам на Русь выступил.

Была беда большая, настала еще больше. Народ стал от самозванца отпадать и против иноземного нашествия вставать. Да где было отдельным отрядам с армиями справиться. Царские же полководцы войны не вели, только о почестях препирались, от сражений ноги уносили. Царь-то был боярский, из рода Шуйских избранный одной Москвой, без совета с землею. Ладно ему было и так на троне сидеть, до всей Руси дела не было. Знай себя оберегай, за крамольные речи головы руби.