Сказание о верном друге. Тайна седого тугая - [76]

Это был неплохой ориентир.

— Может быть, прямо сейчас пойти? — задумчиво промолвил он.

Нюся испытующе взглянула на него, не шутит ли, и возразила с издевкой:

— Асфальтовую дорожку для тебя еще не вымостили. Хоть и кажется, недалеко до ивы, а добираться до нее часа два. Знаешь, какие там колючки и чащоба? Первый раз я туда продиралась, когда Малыш от меня сбежал и зацепился поводком за куст. Скулил, пока я его не отыскала и не освободила. Тогда я и увидела лачужку. Она из камыша, такие раньше делали охотники. А на иве сидел черный ворон-вещун. Только я хотела к лачужке подобраться поближе, а он как закаркает — и сразу звон по тугаю пошел. Неспроста это. Тебе не страшно? Пойдешь все равно?

— Пойду.

— Ладно, — смилостивилась она. — Можешь не ходить, я тебе и так поверила.

Как видно, найти захоронку опять не удалось: взрослые вернулись засветло.

Одного за другим стали выбрасывать на песок крупных сазанов и сомов, каждый килограммов по пяти, не меньше. Потом с помощью ребят втащили лодку на отмель и перевернули. Вместе с камышом из нее вывалился громадный сом.

Ребята ахнули. Редко кому даже из бывалых рыбаков приходилось видеть такого великана. Длиною он был около двух метров, голова напоминала обгоревшее полено, усы бессильно лежали на мокром песке.

Радик принес фотоаппарат, а Пулат изобразил на лице сонное выражение и улегся на песок в обнимку с рыбиной.

Появился Михаил Никитич.

— Убирайтесь отсюда! — грубо крикнул он. — У вас что, по две спины?

— Он же дохлый, — возразил Радик.

Вместо ответа рыбак щепкой слегка ударил сома по носу, и неожиданно стокилограммовая туша несколько раз взметнулась в воздух, мощно ударяя хвостом по песку. На мокром твердом песке остались глубокие вмятины.

Только теперь Пулат понял, какой опасности подвергался, обнимаясь с сомом.

На реку опускался яркий малиновый закат. Растительность и вода окрасились в кровавый цвет. Загорелые лица людей стали медно-красными.

Среди птиц распространилось беспокойство: в камышах стоял громкий галдеж. Птицы поднимались в воздух и снова садились, тревожно крича. Гомон не сразу стих даже с наступлением темноты.

Михаил Никитич рано ушел спать. Серафим Александрович и ребята сидели у костра.

Пулат не мог бы сказать, когда впервые к нему пришло чувство тоски по дому. Нет, он не устал, не потерял интереса к походной жизни. Наоборот, как будто привык к ее трудностям, втянулся. Но он все чаще вспоминал отца, маму, бабушку, даже своих надоедливых сестренок, и настроение портилось. Даже с Радиком не говорил он об этом, стеснялся.

Вот и сегодня неизвестно почему пришла эта тоска. Столько впечатлений за день — не соскучишься, а поди ж ты, нашлась щелка для нее.

— Что-то, други мои, вы захандрили, — сказал Серафим Александрович, с улыбкой глядя на ребят. — Устали или дом вспомнили? — Все-таки у него было безошибочное чутье учителя. — Ну, что ж! Это естественно. Вы ведь первый раз всерьез уехали из дому.

— Нет, — ответил Радик, — мы же в пионерские лагеря ездили.

— Сравнил, — сказал Пулат. — Лагерь — это все равно что дома.

— Взбодритесь, через несколько дней будем в Ташкенте. — Серафим Александрович выколотил и снова набил табаком свою трубку. — И не надо, мои хорошие, стыдиться этого чувства. В младенчестве все мы тоскуем по рукам и ласкам матери, в детстве — по дому и родным. В зрелом возрасте и до глубокой старости нам не обойтись без нашего общего дома — родины. На родине можно прожить счастливо или несчастливо, но без родины жизнь теряет смысл…

— Будем сегодня дежурить? — спросил Радик, когда они укладывались спать.

Пулат хитро прищурился.

— Как хочешь, сегодня твоя очередь.

— Давай больше не будем. Все равно без толку. Лучше в последний день напрямик спросим Серафима. Или неудобно, а?

Глава шестнадцатая УРАГАН

Без ветра не бывает бури.

Узбекская пословица

Закат обманул. Утро было безветренным и душным, день обещал быть знойным. На небе ни облачка.

Пулат обратил внимание, что птичья колония безмолвствует.

— Что это значит, куда подевались птицы?

Радик отмахнулся:

— Это по твоей части. Мое дело — кухня.

И правда, Радька стал заправским поваром. Вчера так рыбу пожарил, даже Серафим Александрович похвалил.

Михаил Никитич спозаранку отправился вверх по своему участку, а Серафим Александрович — на то место, где накануне они выудили гигантского сома.

Нюся первая заметила необычную тучку, лохматую и подвижную. Всего-то несколько минут девочка не глядела на нее, пока полоскала белье, а тучка заметно выросла и изменила форму.

Нюся окликнула Радика:

— Где Пулханчик?

Радик пожал плечами:

— Наверное, считает своих птиц.

Вдруг тоскливо и страшно, каким-то утробным голосом завыл Малыш.

— Ой! — побледнела Нюся. — Он так перед землетрясением воет…

Ветер налетел неожиданно. От первого же порыва к самой воде полегла плотная стена камыша. Из костра выбросило несколько горящих головешек, и ребята бросились их гасить.

После нескольких сильных порывов наступила гнетущая тишина. Солнце тускнело на глазах, превращалось в кроваво-красный диск. Быстро надвигалась серая пелена.

— Гаси огонь! — крикнула Нюся и сама опрокинула в костер ведерко с водой.