Сказание о том, как князь Милош судьбу испытывал - [2]

— Что ж это творите вы, люди добрые? — вопрошает князь. — Али темницы в городе переполнены? Али враг к стенам городским подошел? Али веру христианскую отменил кто? Почто человека жизни лишить хотите?

Отвечают ему люди местные:

— За то мы повесить его хотим, что лазутчик он турецкий. И колдун вдобавок — вот они, бесовские его снадобья.

Вываливают они из сумы заплечной склянки разные, странные на вид.

— Так колдун или лазутчик? — вопрошает их князь.

Опешили люди местные.

— Чужой он, княже. Лучше убьем его. Невелика потеря.

Оглядел князь Милош чужестранца. Странный он человек, добрым его не назовешь. Бродяга. Весь из себя турок-турком, худой, чернявый, глаза темные, как озера на Дурмиторе,[5] повязка на голове грязная. Подвесить бы такого — да и дело с концом. Да только разве ж по-христиански это?

— И многих из вас околдовал сей колдун? — вопрошает князь Милош.

Молчит люд местный, головы все поопускали. Никого чужак не тронул, никому вреда не принес.

— Эх вы, отчизны радетели! — восклицает тут князь в сердцах. — В честной битве не сыщешь вас, как овцы пред турками разбегаетесь. А как человека безвинного смерти предать — так вона вас сколько собралось! Подавай вам борова побольше да бабу потолще — про другое и думать забыли. Грех на душу взять хотите? Невиновного к смерти готовите? Что с того, что чужой он? Коли сделаем чужаков всех козлами отпущения, кто скажет тогда за нас слово доброе?

Хотел возразить на то местный люд, да посмотрел на острый меч князя да на юнаков его сильных и промолчал. Спас князь Милош чужестранца от смерти неминуемой, посадил к себе на коня и был таков. Легким был чужестранец, на харчах убогих совсем отощал, даже коню нести такого не в тягость. Довез его князь аж до Святой Троицы, опустил на землю. Поклонился чужестранец в ноги князю, молвил: «Должник я твой, светлый князь», — и скрылся в толпе базарной, как сквозь землю провалился. Усмехнулся князь: «Всякие должники были у меня, но таких, пожалуй что, и не видал еще!» Дернул князь поводья и въехал в Цитаделу, где давно поджидал его Георгий Страцимирович, владетель Черногорский. Вошел князь в палаты белокаменные, отпустил юнаков своих, сели с владыкой они, по чарке шливовицы выпили да о многом наперед уговорилися, как друзья старые. А и было о чем речь вести — турки с юга напирают, должно православным господарствам рука об руку сражаться, иначе одолеют их нехристи поодиночке.

Красивый город Будва. Красивый, но неверный. Народу здесь немало всякого шляется — так и жди беды! Выходит князь Милош от князя Георгия, минует врата Цитаделы, идет через площадь широкую. Но что это? Окружают его люди темные, достают кинжалы булатные — хотят убить князя Београдского. Но заметил их князь, вынимает он меч свой острый да разит душегубов беспощадно. Жаль только, не видит князь того, кто в спину ему ударить хочет. Уже занесен над князем кинжал, но падает убийца замертво с ножом в спине, а подле него — тот самый чужестранец с повязкой на голове. Долг платежом красен.

— Не люблю, — говорит, — в должниках ходить, светлый князь.

— Благодарствую! — на то князь ответствует. — Раз уж свела нас опять судьба, не откажешься ли ты, чужестранец добрый, отобедать со мною чем бог послал?

3

«Брат названый, гей, Иван Косанчич,

ты разведал войско ли у турок?

Велико ли турецкое войско?

Можем ли мы с турками сразиться?

Можем ли мы ворога осилить?!»

И ведет князь Милош гостя своего в корчму приморскую — не какую-нибудь, а лучшую во всей Будве. Корчмарь вокруг них так и вьется — раз одежды златом шиты, значит, и в карманах оно водится. Не ошибся корчмарь. Кидает князь на стол кошель с золотыми динарами и наказывает принести все самое лучшее — для него и для друга его странного. Уж в чем, в чем, а в этом корчмарь знает толк! На столе уже мясо дымится нежное, на камнях запеченное, мирисом[6] пряным исходит — всё еретина да ягнетина. Поросенок на вертеле, целиком изжаренный, а к нему пршута,[7] гибаница,[8] сыр, каймак,[9] дымнины вешалицы,[10] ражньичи,[11] белый хлеб пшеничный да горячая приганица[12] — ай, хороша княжеская трапеза! Наливает князь шливовицы в чарку серебряную да протягивает ее гостю.

— Выпьешь ли со мной, гость дорогой, питие доброе? Аль у вас, нехристей, пить сие не положено?

— Не положено, светлый князь. Не к лицу правоверным трезвость терять пред лицом Всевышнего.

— А ты не бойся, гость, смерклось уж, твой Всевышний ничего не увидит.

Усмехнулся гость да залил в себя всю чарку разом. Возрадовался князь — хоть и чужак, а пьет по-доброму, по-сербски. Достает тогда князь кинжал, отсекает от поросенка кременадлы[13] кус — не тонкий, в три пальца шириной — да подает его гостю.

— Откушаешь ли ты со мной, гость дорогой? А то отощал ты больно. Аль и этого вам, нехристям, не положено?

— Не положено, светлый князь. Свинья о дом Всевышнего потерлась боком — за то и не жалуем ее.

— А ты ешь, гость дорогой, не бойся — другим боком она терлась.

Рассмеялся гость, да и проглотил кременадлу — да и как тут не проглотить, ежели вкусна она?

— Светлый князь! Ты жизнь мне спас, как гостя меня принимаешь да потчуешь, а я низкий пес. Негоже тебе с такими якшаться да чашу заздравную поднимать.