Сказание о суворовцах - [4]

— Боюсь, — признался Саша. — В Москве редко приходится плавать. А уходить из группы лучников в секцию плавания не хочется. Там я уже первый разряд имею.

— Вот здорово! Не врёшь? — удивился Миша. — У нас стрельбой из лука негде заниматься. Хорошо тебе в Москве.

— Что же хорошего? Вон как ты плаваешь. И всё потому, что Иртыш рядом. Тебе бы толкового тренера — и готовый чемпион.

— Ну, ты даёшь! Где тут тренеры? Вот махнуть бы в Москву… А что, я, пожалуй, к тебе приеду, если отец и мать разрешат.

Всё останется в памяти

Возвращались в лесхоз на том же стареньком «газике». Пётр Никитович вспоминал, как после войны он, тогда ещё молодой лесничий, по призыву партии приехал сюда, на пустынное прибрежье Иртыша, создавать в степных районах полезащитные полосы, выращивать ореховые рощи и сосновые боры.

В тех местах, где теперь шумят зелёные рощи, веками рос лишь один сорняк, да и его летом выжигал горячий ветер. Лес помог сохранить влагу на вспаханных полях, остановил кочующие пески. Совхозы получили богатые плодородные поля.

— Помню, здесь мальчишки вёдрами собирали на озёрах утиные яйца, — говорил лесничий. — Удочкой за один час ловили по сотне крупных карасей. Зимой на блесну вытаскивали столько окуней, что унести за раз не могли. Страшная чума для природы, — уже не первый раз повторял он, — владельцы легковых машин. Бывало, приедешь на дальние озёра километров за сто от села и чувствуешь природу. Утки и гуси плавают, рыба крупная играет. И вокруг ни души. Воздух пахнет полынью. Архары стадами ходили. А теперь куда ни глянь, в какой дальний уголок ни придёшь — всюду палатки, костры, легковушки и… браконьеры. Стреляют всё живое, ловят не только крупную рыбу, но и мелочь, распугивают зверя и дичь. И нет ни гуся, ни утки, вывелся в реке осётр, не встречал давно нельмы. А сколько гибнет мальков от моторных лодок. Степь запахла бензином.

— Что же делать? — спросил Василий Александрович. — Ведь лишимся всего живого.

— Лишимся запросто… — Пётр Никитович пожаловался другу. — Прогулки на машинах в гнездовья дичи и пристанища зверей запрещены строго-настрого. Но толку мало. Браконьера надо наказывать, и без пощады.

Невольно разговор зашёл о сохранении не только озёр, дичи, рыбы, но и всего мира.

— Страшно подумать, — сказал Сашин отец. — Одна водородная бомба — и нет крупного города, в пепел превращены миллионы людей. Нет ничего живого…

Разговор захватил ребят.

— Вся надежда, так-скать, на молодое поколение, — одобрил Никитыч. — Вот уговариваю внука идти по военной линии, а он, видишь, джинсами увлекается.

— А вот и нет! — Миша обиделся. — Просто ещё не думал о профессии. Успею…

— А Саша у нас уже решил: в Суворовское идёт, — Василий Александрович сказал это не без гордости.

— Ему хорошо — он в Москве, — ворчал Миша. — Его примут — он родич Суворова. А я?

Сашин отец рассмеялся. Повернулся с переднего сиденья лицом к Мише и спросил:

— Кто это тебе сказал! Идёт ли наша родовая ветвь от самого Александра Суворова, сказать трудно. И какое это имеет отношение к приёму тебя в училище? Всё равно нужно сдать конкурсные экзамены.

В разговоре не заметили, как приехали в посёлок. Когда «газик» свернул с шоссе на пыльную дорогу, протянувшуюся вдоль забора, лесничий сказал:

— О! Смотрите! Сын приехал… — И тут же пояснил своему другу: — Я его Василием в честь тебя назвал. До конца жизни не забуду, как ты вынес меня на своих плечах из окружения. Ранение пустяковое, а вот идти не мог, обе ноги были прострелены. Силён ты, Васёк, был. Взвалил на плечи и потащил…

— А меня кто спас? Ты, Никитыч… Десять суток на траве да на листьях. Хорошо, что ты лесовод. Помнишь, как ели липовые листья и какие-то корни? К ранам траву целебную прикладывали…

Саша думал, что отец Миши — человек молодой, ну, чуть постарше Миши, а навстречу со ступенек крылечка сошёл полный, с рыжеватой бородкой мужчина небольшого роста. Вытирая полотенцем руки и что-то дожёвывая, он улыбался, заглядывая в кабину «газика».

— Не ожидал, не ожидал… — говорил лесничий, слезая с сиденья и поддерживая негнущуюся левую ногу. — Или что случилось? Знакомься: гости из Москвы. Мой фронтовой друг — Василий Александрович Суворов и его сын — Александр Суворов, можно сказать, почти суворовец.

— Знаком заочно с детских лет. А вот Александра не знаю даже заочно. — Василий Петрович пожал руку старшему Суворову. — Рад видеть вас в наших краях.

— Ну, если знаете, тем лучше, — отец Саши тоже улыбнулся, — значит, не нужно представляться. А я, признаюсь, не думал, что у моего фронтового друга такой взрослый сын.

— Какой же он взрослый! — послышался голос бабушки Паши из окна кухни. — Бороду отрастил для солидности, а как был маленький, таким и остался…

— Ну, ты, мать, не срами нас, — лесничий шутливо погрозил пальцем в окно. — Мы, Лыновы, ростом не удались, да делами большие. Вот он, Васька наш, так-скать, кандидат наук…

— Замечательно! Сколько раз я слышал от отца о «малчелвеке»… — улыбался сын лесничего. — Приехал сюда не случайно. Вчера по радио о вас рассказывали. Говорили, как вы оба фашистского генерала в плен взяли, как спасали друг друга, а в конце сообщили: сейчас фронтовые друзья встретились в Целинске. Я бросил всё — и сюда…