Сказание о "Сибирякове" - [21]

- Навести полный туалет! - лаконично приказал боцман, и все разбежались по кубрикам.

Павловский повернулся и увидел в рубке улыбающееся лицо Качаравы, рядом стоял комиссар.

Комиссар кивком пригласил боцмана в рубку.

- Андрей Тихонович, - сказал он, когда Павловский появился в дверях, объявите команде: на берег увольнения не будет. Простоим недолго, а работы, сами знаете, порядком. - И зайдите к Сулакову, - добавил Качарава. - Подумайте вместе, как можно ускорить приемку угля, воды, будут еще и грузы.

На Диксоне с ледокола сошли одиннадцать зимовщиков, снятых с острова Уединения. С завистью смотрели моряки им вслед. Что ни говори, обидно быть в знакомом порту и не повидаться с друзьями. Но служба есть служба.

В тот же день Качарава доложил начальнику морских операций Арефу Ивановичу Минееву о выполнении задания.

Минеев внимательно выслушал командира, справился о здоровье людей. И без долгих слов перешел к делу.

- Вы, видимо, поняли из моей радиограммы, что задержитесь на Диксоне недолго. Качарава кивнул головой.

- Тогда действуйте, Анатолий Алексеевич. Вкратце ваша новая задача доставить людей на Северную Землю, оказать им помощь в оборудовании станции. Ну, и быстрей назад. До конца навигации дел еще много, нужно торопиться. Подробные сведения о том, что вам надлежит сделать, получите у начальника штаба Еремеева. Правда, он сейчас прихворнул.

- А что с Николаем Александровичем? - спросил Качарава.

- Ангина, самая что ни на есть махровая. И вот беда, нет на всем Диксоне стрептоцида ни единой таблеточки.

- Ну, это дело поправимое. У нас, наверно, найдется. Я пришлю Еремееву своего "заместителя по здоровью".

Уже прощаясь, Качарава спросил, что нового слышно о судьбе судов Семнадцатого конвоя.

- В порты попали всего одиннадцать, - лаконично ответил Минеев.

Вечерело. Качарава вышел из штаба - небольшого одноэтажного домика, примостившегося неподалеку от подковообразной гавани, - и направился к берегу. Все здесь было хорошо знакомо. Прямо за широкой грудью бухты - материк, слева островки: Конус, чуть дальше Сахалин; а справа мыс Наковальня - ворота в Енисейский залив. И корабли в гавани знакомые. У причала "Дежнев". Так же как и "Сибиряков", он стал теперь военным судном. На рейде "Кара" и "Революционер".

Уроженец Абхазии, молодой моряк за эти годы всем сердцем полюбил суровые северные края, и казалось, нет ему на свете ничего милее. Он с восхищением говорил о величии ледовых морей, об удивительных красках полярного неба, рубиновом цветении торосов под заходящим солнцем, о северных сияниях, о друзьях, мужественных и бесстрашных. Видно, от них, от своих соратников и командиров, он перенял эту любовь к Северу и заболел им, заболел серьезно, неизлечимо, как многие истинные полярники.

В первый год войны он получил корабль, и какой! Анатолий, не скрывая, гордился назначением. "Сибиряков"! Кто не знает ледокольного парохода "Сибиряков"? Пусть у него старенькая машина и не современная судовая архитектура, но каковы слава, традиции! И ему, Качараве, нести их дальше.

И вот теперь, подъезжая к ледоколу, он молча смотрел на него влюбленными глазами и улыбался своим мыслям.

Конец дня принес командиру огорчения. Несколько моряков подали рапорт с просьбой списать их на берег.

- Полюбуйся, Зелик, - пригласил к себе комиссара Качарава. - Пишут, что служба такая их сейчас не устраивает. Хотят на фронт. Здесь, видишь ли, глубокий тыл.

- Эти настроения, Анатолий, я уже давно заметил. Формально они правы. Конечно, тут глубокий тыл, фронт действительно за тысячи километров. Надо будет собраться и серьезно поговорить с экипажем, разъяснить обстановку. Признаюсь, моя вина. Об этом нужно было раньше подумать. Соберем завтра партийное собрание, поговорим с коммунистами.

- Ну, раз ты так думаешь, готовьте собрание.

- Кстати, Анатолий, - уже в дверях сказал комиссар. - Может быть, поставить и твой вопрос о приеме в партию?

- Я готов. Вот только успеете ли вы? Ведь это собрание внеочередное, по одному конкретному случаю. Ну, вам виднее...

Элимелах улыбнулся и, похлопав товарища по плечу, вышел из каюты.

С утра началась погрузка. Прямо за пушками на баке встали сто бочек с горючим. На корме - несколько вельботов и кунгасов, нарты. Здесь же поместили собак и коров для зимовщиков.

На берегу были сложены в штабеля детали деревянных домиков. Они давно уже ждали "Сибирякова". Каждое бревно пронумеровано. Где-то далеко-далеко, на скалистом приступочке арктического мыса, соберут их, и в полярной ночи засветятся теплом человеческого жилья несколько маленьких звездочек-оконцев.

Пришли к причалу плотники Серафим Герега и Иван Копытов, признанные мастера своего дела. Их "почерк" хорошо знали в самых далеких уголках Севера. Домики, срубленные их руками, отлично служили полярникам, стояли долго, неприступные для ветров и стужи. Плотники тоже собирались в ледовый рейс.

- Гляди-ка, Серафим, флаг-то на нем военный, - указав на корабль, сказал Иван Копытов, высокий плотный человек в новенькой телогрейке.

Сосед вздохнул и тихо сказал:

- А ты только узнал? Воином стал "Сибиряков". Так что, Ваня, пойдем под, военным флагом. Ты, поди, уже собрался?