Сказание о новых кисэн - [11]

— В ту ночь я уже было собралась сжечь лица того мужчины и мадам, но передумала, — с решимостью, которая, наверное, была у нее в ту ночь, сказала Табакне, сверкнув глазами.

Слушая ее рассказ, Кимчхондэк всплакнула, приговаривая: «Ужасно, как ужасно». Табакне рассеяно посмотрела на нее и замолчала, видимо, вспоминая те страшные дни.

— Боже мой, даже в старое время было такое место! — тихо сказала Кимчхондэк, вытерев слезу.

— В наши дни ту баню, наверное, можно считать прародительницей современных турецких бань в Корее, — продолжила рассказ Табакне. — В ту же ночь мы с ней убежали оттуда в ассоциацию кисэн в городе Чжинчжу. Я помню, что тогда шел сильный снег. Среди страхов и безумия бегства она тихо сказала мне, что хочет есть. Глядя на то, как она, среди всего этого ужаса, думала о еде, я сказала себе: «Кисэн-ребенок — это просто ребенок». Когда мы, стуча зубами, дрожа от холода, перекусили крепко скатанными в комок нурунчжи, я подумала: «И почему снег решил, что мы — враги ему?» Я помню, как сильно тогда он шел, словно старался преградить нам путь. Я хорошо помню, как в занесенной снегом дороге ноги утопали по самую лодыжку, и нам было трудно идти. Пока мы шли, метель прекратилась. Как же красиво светила в ту ночь луна! Когда, обернувшись, я увидела четыре линии от наших следов на снежном поле, мерцающим, словно маленькие осколки фарфора, мне невольно подумалось: «Не сама ли судьба связала меня с этой юной кисэн?»

…

— Подлец с геморроем занимался педерастией, и я появилась вовремя. Несмотря на то что у меня самой положение в кибане было не очень хорошим, я швырнула камень в дверь и, выломав ее, спасла мадам О.

— Та мадам, из кибана «Осон», она даже не человек, — сказала с возмущением Кимчхондэк, выслушав рассказ. — Как же можно посылать на такое девочку, у которой еще даже грудь еще не оформилась? Как можно заставлять ребенка входить в комнату для гостей? Ведь это неправильно?!

— Неправильно. Поэтому мы сообщили об этом наставнице кисэн. После этого события из ассоциации больше не посылали кисэн в кибан «Осон», но, судя по тому, что он продолжал работать, туда, вероятно, зазывали любую девушку, проходящую по улице, — сказала задумчиво Табакне, вспоминая что-то из прошлого.

— С тех пор вы с мадам О были вместе?

— Да. Какое-то время, а точнее, в начале того времени, что мы вместе, я находилась на ее иждивении, потому что легко находила себе место кухарки благодаря ее красоте, а во второй половине нашего знакомства уже она находилась на моем иждивении благодаря моему мастерству повара. Я была рядом с ней, когда она лишилась невинности и стала носить волосы валиком[23], и когда она вешалась из-за первой несчастной любви; именно я вынула ее из петли. После этого она, видимо, считая, что это решение всех проблем, чуть что пыталась повеситься, высушивая мою кровь. Если бы только она вешалась, то было бы хорошо, — все так же, думая о своем, задумчиво сказала Табакне. — Тогда среди кисэн была мода вешаться из-за несчастной любви. Даже подумать об этом — невыносимо тяжело, — тут она ненадолго замолчала. — Но нынешние кисэн — то ли у них шеи стали толстыми, то ли выносливыми, — ни одна не вешается.

— Ой, что вы, даже вы, бабушка, должны желать то, что можно желать. Нынешние кисэн, вы знаете, — еще те девки. Чтобы они вешались?! Как же! Они рождаются, став практичными уже в утробе матери, еще до рождения думают лишь о том, как бы выманить деньги у наивных мужчин. Сколько бы вы ни говорили им о таких вещах, скорее всего они не будут вас слушать, — сказала Кимчхондэк с таким видом, будто она хорошо знала их натуру.

— Можно сказать, что второй работой кухарок было развязывание веревок повесившихся кисэн, — продолжила печальный рассказ Табакне. — Если ты пытаешься повеситься, то хоть учитывай сезон, что ли. Ту кисэн, которая пыталась повеситься в жаркую погоду, когда сама не знаешь, куда деваться от льющегося с тебя градом пота, мы тихо ненавидели, и после того как вытаскивали ее из веревки, назло не давали ей есть. Ты хоть знаешь — насколько они были тяжелы, вытянувшись, как кишка? Даже если прибегали все три кухарки, вытащить из веревки и спустить на землю было нелегким делом. Бывало, когда мы развязывали веревку, некоторые уже были мертвы.

После того как раздался зловещий писк комара, похожий на сирену скорой помощи, Табакне замолчала и стала оглядываться по сторонам, ища его, чтобы убить. Кимчхондэк, сидевшая рядом с ней, быстро, словно молния, хлопнула правой рукой по предплечью левой. На нем появился красноватый отпечаток пальцев руки и убитый комар, который стал плоским от удара, превратившись в сгусток крови.

— Я думала, что у тебя только язык быстрый, но, оказывается, и руки страшно быстры, — сказала Табакне таким голосом, что было трудно понять, осуждает или хвалит.

Свет вечернего заката, неизвестно когда ворвавшийся на кухню, окрасил лицо Кимчхондэк, стрельнувшую глазами в сторону Табакне, в ярко-красный багрянец.

5

Подошло время, когда должны были нагрянуть клиенты, заранее заказавшие места в кибане. Однако в комнате кисэн слышались звуки падающих карт хватху