Сказание о граде Ново-Китеже - [79]
Верхняя Дума заседала в Крестовой палате, молельне старицы. Всюду иконы, всюду суровые, изможденные лики святых. На тонких цепочках висели горящие лампады; в грубых, железных подсвечниках оплывали толстые желтые свечи. Горький их чад и копоть лампад забивали дыхание.
Старица сидела в своем высоком, красно-бархатном кресле, упираясь в пол посохом и положив ноги на скамейку с пуховой подушкой. Рядом с нею, в кресле пониже, развалился, сонно заводя маленькие осовелые глазки, посадник. Отдельно, на табурете, сидел человек в ядовито-желтом кафтане. Свет свечи упал на его лицо, и летчик узнал старшего подглядчика Патрикея Душана.
- Благослови, матушка государыня, начать, - вздохнув и почесав пузо, сказал посадник.
- Господь, благослови на мирную беседу, - откликнулась старица.,
В Крестовой палате стало тихо. Потрескивали лампады и свечи. И снова послышался басок старицы:
- Патрикей, прочитай мертвую грамоту на мирских и кузнеца Повалу!
Душан встал, развернул берестяной свиток и начал читать глухим, замогильным голосом:
- Ее боголюбие старица Нимфодора и владыка-посадник Ждан Густомысл сказали, а Верхняя Дума приговорила: мирских людей Степана, Виктора и Федора Трехпалого, а с ними же старосту Кузнецкого посада Будимира Повалу… - Душан перевел дыхание и грозно, торжественно закончил - …сжечь в железной клетке на толчке на большом костре!
- Слышал, мирской? - засмеялась клокочуще Нимфодора. - Попал ты, как кур в ощип! Не вырвешься!
Черевистый, с рожей, налитой темной кровью, верховник хохотнул злорадно:
- Попался на крючок, окунь красноперый!
Второй верховник, с мертвым под бельмом глазом, прорычал:
- . Не хотелось петушку на пир идти, да за хохолок потащили!
А третий - дряхлый, лицо с кулачок, бородка шилом, губы и щеки ввалились - прохрипел:
- Попался, который кусался!
- Говори, Патрикей, вины мирских людей! - резко сказала Нимфодора, стукнув посохом в пол.
Душан заговорил быстро, гладко, как хорошо заученное.
В оловянных глазах его сверкала подлая радость и злоба, когда он взглядывал при этом на летчика.
- Подбивали мирские люди посадских людишек идти с уязвительным оружием на Детинец, против благоуветливой государыни старицы, государя посадника и лучших верхних людей!
«Лучшие» люди, слушая, сопели, задушенно рыгали, наливались свекольным соком и, по-бычьи нагнув головы, глядели исподлобья колючими глазами на мирских.
- Словно в улей дунули, вот как загудел народ, - горестно покачал головой посадник. - Отвечай, мирской, было такое?
- Было такое! - ответил твердо Виктор, глядя в глаза посадника и шагнул к нему.
Густомысл замахал испуганно руками.
- Не подходи! Отзынь, дьявол! Стой тамо, где стоишь!
Виктор усмехнулся и отступил назад.
- Было такое! - повторил он. - Народ посадский, трудовой народ, рвется в мир, на Русь из вашей кабалы, и мы им в этом поможем!
- Не дай боже нам сей беды! - всхлипнул слезливо дряхлый верховник. И вдруг закричал запальчиво: - А мы с кем останемся? Кто работать будет?
- Ай-яй-яй! Вот горе какое! - насмешливо посочувствовал Виктор и обвел медленным взглядом верховников, словно на каждого указал пальцем. - Тебе здесь нравится, дед? - посмотрел он на дряхлого верховника. - Ну и сиди здесь, в лесочке, как дачник. А народ уйдет!
- Ранее в пень вас порубим, всех с головы на голову перепластаем! - закричала Нимфодора, стуча посохом в пол. - Тебе первому поганую голову напрочь!
- Да бейте их!.. Режь!.. Души!.. - заорали дико верховники. Они стаей кинулись на Виктора и Сережу, стиснули их в живом кольце. Они вопили, гнусили, визжали, рычали по-медвежьи: - Глотку им смолой залить!.. Ребра клещами переломать!.. На дыбу вздернуть!..
И вдруг крики, рычание, визг разом смолкли, и кольцо горячих, потных тел распалось.
В дверях стоял Памфил-Бык.
Он был в синей ферязи и мурмолке с золочеными кистями, свисавшими на плечо. Но Сережа сразу узнал его:
- Витя, гляди, юродивый с нашей Забайкальской! Виктор молча крепче прижал к себе брата. Ни на кого не глядя, братчик сел на свободный табурет. Сказал брезгливо:
- Духота и вонь у вас, как в берлоге. Окно откройте!
Душан подбежал к окну и распахнул его. Виден ста! месяц, висевший над тайгой, и слышны стали шум, говор, крики, песни осадного табора, обложившего Детинец.
- Слышите? - быстро и радостно вытянул Виктор руку к окну. - Восстал народ! А вашему царству конец!
Тяжело ступая, медленным, давящим шагом Памфил подошел к летчику. Сказал спокойно, без раздражения:
- Напишите капитану Ратных, чтобы он снял осаду с Детинца.
- Осадил Детинец не капитан, а посадские люди… - ответил Виктор.
- Чепуха! - оборвал его братчик. - Быдло не осмелилось бы на восстание. Это ваша работа, советских. А если откажетесь написать, завтра на рассвете я повешу вас и вашего брата на стенах Детинца. - От возбуждения братчик вздрагивал всем телом, как от озноба. - Не напишешь? - И, понизив голос до шепота, снова спросил: - И не полетишь со мной? Не передумал, летчик?
- Плохо ты, бандита советских люден знаешь! Памфил в бешенстве сорвал с головы мурмолку и замахнулся на летчика. Но братчика опередила Нимфодора. С. неожиданной быстротой она подбежала к Сереже и, нагнувшись, заговорила быстро и ласково:
