Сказание о флотоводце - [6]

- Того не будет, Петро! - оборвали старика. - Далеко до нас англичанину.

- Далеко или близко, а англичанин везде... В вилайете у нас советником - человек от английского консула, а, слыхать, на "Таифе" командиром англичанин служит. Передай адмиралу также, что, если грянет война, пришлет Сербия свой военный корабль Севастополю в помощь. Один я об этом корабле знаю...

- Уже готов этот корабль. В бухте Которской он, слыхал я!- тихо и уверенно, как о чем-то давно известном, но подлежащем тайне сказал старик серб.

- Неужели верно? - простодушно удивился унтер. -Как же пройдет сюда, на Черное море? Или ночами? И есть разве у сербов военные корабли? Неужели турки не отнимут?

- Купецкий корабль! - пояснил Петро. - Понимать надо. А только снаряжен для боя. Что же до турок, не знаешь ты, служивый, что на Балканах творится. Думаешь., взяли турки власть, так и деться некуда?.. А Зету1 никто еще не полонил, не было такого и истории.

- Ты что делаешь сам-то? - спросил унтер, пристально и как-то по-новому присматриваясь к старику, словно только сейчас заметив всю необычность его поведения: ни пастух, ни воин, не понять - кто, и откуда столько знает?

- Учитель он! - сказали унтеру. - А делать умеет все, может дом построить, может священника заменить.

Увидев, что унтер напряженно молчит, силясь понять, что же за человек перед ним и как это можно непосвященному попа заменять, люди неторопливо стали пояснять, чередуясь в рассказе, как бы помогая друг другу, а иногда и в один голос:

- Священников много по Сербии ходит без дела.

1. Черногорию.

Семинарии окончат и... в плотники. А то и в портные! - говорили они. Когда потребуется подешевле пошить одежу или починить крышу, решают: "Надо кликнуть попа!" Из попов иной стесняется, иной привычен. Мужчин много у них лишних, служивых да бездомных. Раньше в янычары мальчиков отсылали, теперь на работу в порты шлют. Так и Петро. Кем не был, где не бывал... В России есть, слыхать, "казаки-бродники", что кочуют по степям, вот и Петро наш такой!

- А сейчас где? - поинтересовался унтер.

- В Варне. С болгарами живет. У турок кого не найдешь, служивый, - и черкесов, и некрасовских казаков1, и греков...

- Родом-то?..

Унтер все еще недопонимал, как же оказался Петро здесь. Бродягой не назовешь, и на все руки мастер, а все же откуда такой? В России как будто только беглые из крепостных - люди такой странной судьбы.

- Откуплен я, служивый. С малолетства по людям, потом пешком все Черноморье исходил. О родителях не спрашивай, а родился в Шумадии, в лесах, меж реками Тимаком и Дриною.

- Откуплен! - повторил унтер, соображая, что это значит, и боясь обидеть своим неведением.

- Ну да, тоже значит купили мальчиком...

Уптср смущенно вздохнул и понурился. Приверженный порядку, хотя и наслышанный о несправедливостях на земле, не сознавая почему, хотел он сейчас видеть в своем официальном проводнике, в новом знакомце, человека благополучного, устроенного в жизни.

Так разговаривая, они отвлеклись от самого печального для себя - от того, что над ними и впредь неведомо до каких пор властвовать туркам, и все мысли их обратились теперь на того, кто был прислан сюда Нахимовым. Они знали наперечет, какие корабли у турок, слышали от турецких матросов о Нахимове, слышали не так много, но то, что передавали им о русском адмирале, отвечало самым заветным представлениям их о другом русском, невиданно простом и вместе с тем великом человеке - о Суворове.

1 Казаки, ушедшие в Турцию с атаманом Некрасовым после Булавинского мятежа.

- Счастливый ты, - сказал Петро унтеру.-За что тeбe счастье такое, небось и дома у тебя хорошо? Сам адмирал с тобой разговаривает, а у турок паша на людей не смотрит! Ждут тебя, верят тебе! Никого за тобой вдогонку не шлют, одного посылают. И чин у тебя мал, а вот ведь какое тебе доверие!

- Идти мне пора! - тихо сказал унтер. - Лодка моя на берегу, и страшно - вдруг корабли далеко уйдут. Будто и не стреляют больше!

- А с нами поужинать? - предложил было Петро, но унтера поддержали:

- Надо ему. Поздно! И от нас он небось теперь адмиралу весть несет. Не с пустыми руками.

Унтер растроганно молчал. Втайне он думал, что все сказанное крестьянами никак не будет в новинку Павлу Степановичу и не заслуживает его внимания. Но признаться им в этом не мог.

Провожали унтера сосредоточенно и чинно. Шли строем, приосанившись, держа ружье на плече, соблюдая старшинство: молодые сзади, старики впереди. Довели унтера до берега, тут же, не найдя оставленного унтером кияка, приволокли рыбацкую лодку и долго напутственно кричали ему, пока, водрузив белый флаг на корме и уверенно работая веслами, не скрылся он за волной.

Небо грозовело, и осеннее холодное течение вод стремительно несло мимо берега черные останки кораблей, как в половодье разбитые плоты. Паруса, ясно видные теперь унтеру, закрывали даль, и было в их недвижности что-то от туч, собиравшихся на горизонте, словно там опять зарождалась только что отгремевшая буря. Скалистый камень на берегу был дик, огромен, за ним прятались жасминные заросли, дальше никли к земле дома с садами, исторгая растерянный петушиный крик, блеяние коз. Город скрывался из глаз, как бы сливаясь с морем. На мели, в излучине бухты, как большой ворон, раскинувший крылья, дотлевал задавленный собственными парусами "Рафаил" - когда-то русский, плененный турками корабль. Унтер знал, что командир его был разжалован с запрещением жениться, дабы не было потомства от труса, а сам "Рафаил" императорским наказом подлежал сожжению. Радуясь свершившемуся, унтер оставил на минуту весла, снял фуражку и степенно перекрестился. Сумрак сгущался, как бы пригибая лодку к воде, но стена парусов становилась будто все ближе... Унтер уже мог различать корабли и, в великой, поднимающей дух радости, все сильнее греб, равняясь по одному, самому ближнему кораблю, оказавшемуся "Силистрией".