Сказание о флотоводце - [3]

Слэд помнил снисходительно-насмешливую и в чем-то недоверчивую улыбку короля Франции, наблюдавшего за всем с палубы яхты. Король сказал Слэду, находившемуся в составе его свиты:

- Хорошо, если этих кораблей будет достаточно и этот "бой" не уподоблен одной из сцен в пьесе "Сабленых колодцев!"1

В этих сломах можно было уговить, и поощрение Слэду и предупреждение. Королю доносили и о слабостях турок, и о Нахимове - скромном адмирале русских, каком-то "Суворове на море".

Это странное ожидание "нового Суворова", каких-то неведомых проявлений "русского духа" всегда несколько оскорбляло Слэда.

В тот день, он не смел ответить королю. Он мог только его слушать.

Посол застал своего гостя задремавшим над снятыми с полки атласами. Стрэтфорд Рэдклиф был во фраке, с орденами на груди. Брезжило утро, и в полуоткрытое окно уже врывался шум улицы.

1. "Водяной театр" в Лондоне в 1820-1840 годах.

- Можете идти, сэр Адольфус Слэд, - покровительственно сказал посол. С ваших слов я сегодня же составлю донесение ее величеству. Как бы ни было, вы единственный из англичан свидетель гибели турецкого флота, и, к слову сказать, капудан-паша именно потому хочет видеть вас повешенным на рее "Таифа". Турки не терпят свидетелей своего позора. Я объяснил ему, как неразумно было бы на вашем месте оставаться в Синопе, но капудан-паша неистовствует и требует отдать вас под суд. Его даже не радует, что в турецком флоте сохранен вами такой первоклассный корабль, как "Таиф". Знайте об этом и держите себя гордо. Хорошо, что вы сразу приехали ко мне, и я смогу вас огородить от неприятности.

- Что решил капудан-паша? Как принял он ваше сообщение? - подавляя тревогу за себя, стремительно спросил офицер.

- Он встретился с великим визирем Решид Мустафой-пашой, и вдвоем они направились к султану, - ответил посол. - Что может решить капудан-паша! Сперва он в гневе хотел было послать четыре оставшиеся у Турции фрегата отомстить за Синоп, потом - наказать вас, теперь ждет повеления свыше. Но разве султан примет какое-либо решение, не посоветовавшись со мной?

- Что же вы посоветуете ему? - с запальчивой прямотой, право на которую давало ему все пережитое, спросил моряк.

- Вы слишком любопытны, сэр, - мягко остановил его посол, улыбнувшись. - Могу, как соотечественнику, вам дать совет готовиться к испытаниям. Думаю, что несколько месяцев вы можете пробыть в покое. Потом, вернее всего, "Таифу" придется драться с русскими в составе английских и французских эскадр, которые призваны будут покорить Россию с моря. В этом случае, стоит ли туркам свой единственный оставшийся корабль высокого класса вверять вам? Подумайте и об этом. До свидания, сэр!

Выйдя на улицу, Слэд увидел, как по дороге, ведущей к мечети Ахмеда, тянутся беженцы. Их нетрудно было узнать в унылой толпе по запыленной одежде и тюкам, которые они несли на голове. Иногда они останавливались, что-то лихорадочно рассказывая прохожим, и до Слэда донеслись их выкрики "Синоп" и "янгивар", что значило пожар. Видимо, сигнальный телеграф успел передать весть о синопском поражении, да и оттуда, из Синопа, уже добрались сюда морем первые беглецы. Адольфус Слэд меньше всего хотел сейчас их видеть, словно боясь их рассказа о бегстве "Таифа".

Прикинувшись ничего не замечающим, он быстро подошел к извозчику, ожидавшему его неподалеку от особняка, приказал везти на пристань и вскочил в коляску. Извозчик с неприязнью взглянул в лицо седоку и стегнул коней.

Розовое утро занималось над окутанным легким туманом и как бы устремленным ввысь городом. Синеватые купола мечетей проступали в тумане и круглились, словно большие шары в небе. Продавец павлиньих перьев с легким своим товаром, который он держал на плече, словно вязанку хвороста, озабоченно шел к базару. Было слышно отовсюду, как падают засовы и отворяются где-то в нишах домов почти незаметные для глаз двери лавок. "Таиф" стоял, окруженный фелюгами, и оттуда, из фелюг, доносились порой истошные крики. В воздухе мелькали красные фески моряков, и по мере того, как коляска приближалась к причалу, все яснее вырисовывались на палубе фигуры людей. Матросы обливали водой из кожаных ведер борта и палубу корабля, обходя место, где так же, не меняя позы, сидел возле покойников мулла.

2

Парламентер исходил весь город в поисках человека, которому мог бы передать обращение Нахимова к жителям: "Город волен в своей судьбе и мести русских отнюдь не подвержен. Русские город не займут". И никого не нашел. В английском посольстве, куда послал с ним записку адмирал, остался один швейцар.

Парламентер добирался сюда на кияке, уже к концу боя. Турецкие артиллеристы пропустили его на берег неохотно. Офицер, командовавший батареей, махнул рукой в его сторону, как бы давая дорогу, и никто из солдат не поглядел парламентеру вслед. Кияк, на котором приплыл посыльный от русского адмирала, вытащили на песок и разбили, злорадно любопытствуя, как будет унтер добираться обратно к кораблям.

Горящие обломки мачт неслись на ветру с моря, и каждый раз, когда мерно и натруженно палила батарея, то полевые деревца на берегу клонились наземь и выпрямлялись оголенные. Желтые листья сыпались мертвым ворохом и засыпали артиллеристов. Но к тому времени, когда парламентер достиг середины города, на месте, где он высадился, не было уже ни батареи, ни тополей. Волнами выбросило на берег охваченный огнем корабль, и батарею накрыло тяжестью пылающих парусов, образовавших теперь высокий огненный навес.