Сказание о флотоводце - [15]

степени... Господин сочинитель столь вежлив, что выслал мне свою пиесу. Он тоже извечную нашу матросскую храбрость славит, а нет, чтобы помянуть, как учили мы матросов в школах водяной да огненной, в Сухумском и Суджукском отрядах, как за каждого марсового с мичманов взыскивал я. Или о душе матросской, о простых людях неповадно писать? Шуму да треску, клятв да речей у господина Кукольника больше, чем слышал я на своем пеку во всех баталиях!

И уже успокоившись, словно отчитал Вегова, обвел собравшихся взглядом и сказал:

- Отвлеклись мы, господа. Впрочем, и этот разговор к вопросам, с которыми пришли вы ко мне, не малое отношение имеет. Что же не сядете, господа? Прошу покорно! - показал он на табуреты, которые в смятении, вызванном его спором с Веговым, никто из стариков не замечал. Нахимов первый придвинул табурет к стенке, присел, сутулясь и вглядываясь в лица. Премного благодарен за посещение и сам за почесть сочту советы наши услышать. Строим, как изволите знать, три главных редута: "Волынку", "Селенгинку", "Камчатку". Не подумали раньше Севастополь в крепость превращать, так теперь не поздно!..

Он подзадоривающе усмехнулся, без тени сомнения в том, что можно наверстать упущенное время, и всем стало легко...

- Может, завтра пальба пойдет. Вот и думаю покорно пас просить укрепления строить. По редутным командам разойтись. Скажете: "Нахимов прислал".

И, помолчав, обратился к Левашову:

- Полагаю так, Сергей Иванович: когда старость красит, а когда и пощады просит. Кому не под силу будет служба, того упрекать не буду, с женщинами и детьми пусть уезжают из города. У кого из моряков усадьбы вблизи берега, тому предлагаю садики срубить, сараи сжечь, чтобы не загорались, крыши песком засыпать, Топоры да лопаты командам сдать. Вы, Сергей Иванович, за всем этим следить мною отныне призваны. Вот вам и дело, о котором просите.

- Приказ от вас соответственный нужен об этом, ваше превосходительство,-заметил Левашов покорно. - Чтобы по форме было!..

- Какой еще приказ? - недовольно протянул адмирал. - Совет, а не приказ. Коли примут мой совет разумом, он тут же приказом станет. Могу ли населению приказывать?

- Так как же тогда должность?..

- Должность? Действительно, как назвать вас? А, знаю! Начальником по резерву. Так, позвольте, и установим!

Расходились молча. Вегов насупленный и явно не во всем согласный с адмиралом, остальные с облегчением, сменившим недавнюю их подавленность. Решение было принято всеми: идти по бастионам!

Старый Левашов чувствовал, что в его жизни произошла теперь нежданно-негаданно и печальная спасительная перемена. Придя домой, он сказал жене:

- Маша, ты ведь сама из колодца воду носишь?

И, встретив добрый, но недоумевающий взгляд жены, пояснил:

- Ну да, когда прислуги нет дома.

- А что тебе, Сережа?..

- И потом ты ведь столбовая дворянка, этого забывать нельзя.

- К чему ты все это клонишь? - встревожилась она, в смятении подняв к седеющей голове холеные, красивые еще руки.

- Пойдешь с матросскими женами укрепления рыть!- заключил он.

Она обрадовалась:

- И всё-то? Зачем так пугать, Сереженька. Минуту спустя спросила:

- А ты?

- Я на бастион. А дом? Дом наш адмирал велел от огня оградить. К морю он близок. Лучше, если бы дома нашего не было... Но адмирал не приказывал сжечь, не подумай. Это только те усадьбы, что за городом англичанам достанутся, те сжечь, мы же не оставим города.

- Как хорошо, что дети наши в Петербурге, - сказала Левашова.

Сергей Иванович ответил:

- Сына надо из столицы вызвать. Здесь пригодится. Должен он Севастополь защищать вместе с нами, нечего ему сейчас там делать! Ты, мать, напиши ему, скажи: Нахимов ждет!

- Разве адмирал что-нибудь говорил тебе?

- Не говорил, но без слов его понимать надо. И кого нам больше слушать, чем Павла Степановича?

Она грустно согласилась, опустив голову:

- Напишу сегодня. Через два месяца может приехать.

Вечером Сергей Иванович пошел в библиотеку. На арбах вывозили книги и складывали неподалеку отсюда, во дворе адмиралтейства, в глубокий, обложенный камнем погреб. Старый швейцар из бывших матросов выносил квадратные толстые издания "Путешествий" Головнина, Лисянского, Литке и, складывая на арбы, говорил возчику-артиллеристу:

- Невдомек никому, и самому странно... Будто их превосходительствам помогаю сойти с лестницы, не книги ношу, а их самих! Всех ведь помню, кого не здесь, так в Кронштадте знал, провожал и встречал у входа.

Артиллерист недвижно сидел на арбе, как на пушечном лафете, и держал вожжи так, словно в арбу были впряжены не тихие татарские лошадки из интендантского обоза, а бьющие о землю копытами рысаки.

Левашова швейцар спросил:

- Ваше высокоблагородие, а мне куда?..

- Куда же тебе, и госпиталь, санитаром, Федосеич, дома-то не усидишь?

- Не усижу, наше высокоблагородие, Десять лет я при книгах. Столько в жизни не видал, сколько узнал по ним. Тоже ведь прочитал немало. И госпиталь - это хорошо. Туда и пойду, стало быть.

Левашов вспомнил, что с тех пор, как соорудили библиотеку, старика всегда видели па дежурстве с книгой в руках. Но сейчас впервые он предстал перед всеми не в швейцарской своей должности, а таким же, как другие истым читателем-книголюбом.