Сказание о Ёсицунэ - [101]

В благодарность получил Бэнкэй гнедого коня под седлом с серебряной оковкой и сто рё золотым песком, остальные же ямабуси получили по косодэ и по десять наборов орлиных перьев для стрел.

– Спасибо за щедрые пожалованья, заберём на обратном пути, – сказали они и с тем отбыли.

Поклонились со стороны храму Хагуро, и хотя Ёсицунэ хотелось затвориться там для ночного моления, но госпоже кита-но кате наступал срок рожать, и в страхе за неё он не пошёл туда, а послал вместо себя Бэнкэя.

Роды в горах Камэвари

Повидавши гору Сэнака, бухту Сиогама, острова Мацусима и сосны Анэгава, достигли они гор Камэвари, и тут наступили роды.

Канэфуса был вне себя от тревоги. Они были уже в глухих горах. Что делать? Они сошли с тропы, расстелили под деревом шкуры и уложили на них роженицу. Госпожа мучилась жестоко, и жизнь её была в опасности. Ёсицунэ впал в отчаяние. Видя, как она корчится в судорогах, он только говорил: «Не умирай! Горько мне!» – и заливался слезами. Его верные самураи твердили: «В самых жестоких битвах не являл он такой слабости!» – и при этом утирали глаза рукавами.

Прошло немного времени, и она простонала:

– Пить хочу!

Бэнкэй помчался под гору искать источник. Сколько ни слушал он, но звука бегущей воды не было слышно. И он жалостно бормотал себе под нос:

– И без того на нас все несчастья, а тут ещё воды не найти!

Он спустился в ущелье и услыхал плеск горного потока, набрал воды и стал возвращаться, но тут пал густой туман, и он потерял дорогу. Тогда протрубил он в раковину, и раковиной откликнулись ему с вершины. Идя на трубный звук, вернулся он с водой, но Ёсицунэ произнёс:

– Она больше не дышит.

Бэнкэй возложил её волосы к себе на колени, погладил и проговорил:

– Говорил же я, что надо было оставить вас в столице, но господин по слабости сердца меня не послушал. Горе нам, постигло вас лихое злосчастье. Что ж, значит, такая судьба. И всё же отпейте немного воды, я ведь долго искал её в тумане.

С этими словами он омочил её губы каплей воды, и вдруг она вздохнула, дрожь пошла по её телу, и Бэнкэй сказал:

– Экие вы слабые люди! Ну-ка, посторонитесь!

Он приподнял госпожу, наложил руки на её живот и воззвал:

– Внемли мне бодхисатва Хатиман! Даруй ей благополучно разрешиться от бремени и защити её!

Так взмолился он с глубокой верою, и она тут же легко разродилась.

Услыша плач младенца, Бэнкэй его принял и завернул в рукав своей рясы. Хоть и не знал он, как надлежит делать, но сумел обрезать пуповину и обмыть новорождённого. Дело было в горах Камэвари, что означает Черепашья Доля, а поскольку черепахи камэ живут десять тысяч лет, решили совокупить это слово с названием журавля цуру, живущего тысячу лет, и нарекли младенца именем Камэцуру.

И сказал Ёсицунэ:

– Коли со мной ничего не случится, жить ему и жить, но есть ли надежда на это? Может, лучше бросить его в этих горах на погибель?

Но Бэнкэй, держа на руках младенца, произнёс:

– Госпожа кита-но ката полагается на единого лишь Ёсицунэ, и, ежели случится худое, полагаться ей будет не на кого. И вот тогда мы вместе с юным господином станем ей надёжной защитой. Да будет карма его подобна карме дяди его, Камакурского Правителя! Да будет силой он в меня, хоть я и не так силён! Да продлится жизнь его на тысячу и на десять тысяч лет!

Затем он обратился к младенцу:

– Отсюда до Хираидзуми ещё далеко. Ты уж не капризничай и не ругай своего Бэнкэя, если мы встретим кого-нибудь на пути.

И он завернул дитятю в свою безрукавку катагину и уложил в свой алтарь. И удивительно! Дитя за всю дорогу ни разу не пискнуло!

От Сэконо они прошли до места под названием Курихара, и оттуда Ёсицунэ послал Камэи и Бэнкэя сообщить Хидэхире о своём прибытии.

О том, как Судья Ёсицунэ прибыл в Хираидзуми

Хидэхира был поражён.

– До меня доходили слухи, – сказал он, – что господин двинулся по Хокурокудоской дороге, и пусть бы Этиго или Эттю, но ведь Дэва – это уже моё владенье, так почему же господин не дал мне знать, чтобы я мог отрядить ему провожатых? Сейчас же пошлю ему встречу!

И он отправил сто пятьдесят всадников во главе со старшим сыном и наследником своим Ясухирой. Для госпожи был послан паланкин.

Так Судья Ёсицунэ вступил в уезд Иваи. Но Хидэхира слишком хорошо знал чин и порядок, чтобы попросту поселить его в своём дворце. Он предоставил Ёсицунэ дворец под названием Обитель Любования Луной. Никто туда не был вхож без чрезвычайного дела, и повседневно была там лишь стража да прислуга. К госпоже приставили двенадцать знатных дам и ещё множество служанок и поварих. Судье Ёсицунэ по старому их договору получилось: сотня породистых лошадей, сотня полных доспехов, сотня колчанов боевых стрел, сотня луков и много иного добра. И ещё Хидэхира объявил, что разделит с ним свои владения, и отдал под его начало пять из шести лучших своих уездов, в числе их Тамацукури и Отамоцуу. В одном из этих уездов было восемьсот тё рисовых полей, и Ёсицунэ разделил их между своими вассалами.

Чего ещё теперь оставалось желать? Хидэхира, правитель Страны Двух Провинций, ежедневно устраивал пиршества, возвёл для Ёсицунэ резиденцию на берегу реки Коромогава – к западу от своей – и всячески развлекал и ублажал своего господина. Описать сие не хватило бы слов. Ещё вчера только был Ёсицунэ ложным ямабуси, а ныне стал доблестным мужем, достигшим вершин величия и счастья. Иногда вспоминал он свои бедствия на Хокурокудоской дороге и как вела себя госпожа кита-но ката и разражался весёлым смехом. Так прошёл тот год, и наступил третий год Бундзи.