Сказ о пути - [9]

— Нет, это вы меня простите: вижу, что все же помешал. Мне кажется, мы еще увидимся. Вы показались мне интересным собеседником. До свидания!

Голос умолк, так и не обретя для Дийка ни лица, ни плоти. Прошелестели удаляющиеся шаги.

Промир посидел на берегу еще немного, а затем вернулся в трактир.

Улыбчивого хозяина не было. Вместо него дюжий парень, видимо, помощник, зевая, в полном одиночестве протирал кружки.

— Тут для вас принесли письмо.

— Письмо? Для меня?.. Видимо, это какая-то ошибка. Я ни с кем не успел здесь познакомиться, мне некому писать.

— Мое дело передать, — пожал плечами парень, протягивая плотный конверт. — Хозяин хорошо описал вас, не спутаешь.

Поднявшись в свою комнату и стараясь не наступить на сладко сопящих на полу Наки и рыша, Дийк распечатал конверт. При свете уличных огней, падавшем в окно, прочел:

«Я был бы весьма признателен, если бы вы посетили меня в качестве гостя в моем замке. В полдень мой человек будет ждать вас на выходе из „Золотой кастрюльки“. Покровитель». Строки были выведены изящным, но несколько расхлябанным почерком. Картину портила жирная лиловая клякса сразу за последней точкой.

Поспать Дийку удалось не более двух часов: на рассвете его разбудил Гоа, шумно требуя выполнить обещанное и недвусмысленно покусывая карман куртки, где лежал заветный мелок. Наки молчала, сидя на полу и вперившись в него дымчатыми сумрачными глазами.

Промир коротко рассказал о ночной встрече. Затем протянул письмо.

— И ты пойдешь к нему?!

— Любопытство — вечный двигатель. Я чувствую, оно изгложет меня изнутри, если я не удовлетворю его требований и не полюбуюсь на загадочного злодея.

— Ты дурак. Есть вещи, на которые не стоит смотреть, как бы ни тянуло. Наверное, ты любишь глазеть на казни? На виселицы и четвертования?..

— Не угадала, малышка.

— Странно! Но раз уж ты все равно пойдешь, тебе придется взять меня с собой. Мало ли, что там с тобой случится, а я не хочу оставаться здесь одна.

— Сомневаюсь, что со мной может что-то случиться: на добровольную жертву я мало похож, а он, судя по всему, питается именно такими.

— Все равно я пойду с тобой!

Зная, что спорить бесполезно, Дийк пожал плечами:

— Как хочешь. Только не говори потом, что я безжалостно затащил в логово людоеда маленькую слабую девочку.

Когда в полдень они покинули трактир, у выхода их ждал самый обычный с виду человек — плотненький и краснощекий. Пока они шли по городу, он беспрестанно болтал, шутил и дурачился — отчего промир и его спутница чувствовали досаду и напряжение и мысленно желали весельчаку заткнуться. Замок, высящийся в центре площади, выглядел вполне мирно — лишь наглухо сомкнутые створки ворот да ставни на узких окнах портили впечатление. Общий силуэт показался знакомым: Дийк понял, что именно эта махина маячила за его спиной на берегу речки.

Охрана пропустила всех четверых (считая Гоа) вовнутрь, а разговорчивый проводник завел по винтовой лестнице под самую крышу и остановился у одной из дверей.

— Вам сюда, — коротко сообщил он, уже без шуток и отчего-то потеряв румяный цвет лица.

Постучав и услышав слабый отклик изнутри, он открыл дверь, сделал приглашающий жест рукой, а затем испарился, скользнув за поворот коридора.

— Может, все-таки не пойдем?

Наки ухватила промира за рукав. В голосе был страх — чуть ли не паника.

— Хотите — дождитесь меня здесь, — Дийк перевел взгляд с ее лица цвета извести на топорщащуюся на загривке шерсть Гоа.

— Ну, уж нет! — Задрав подбородок, девочка шагнула за дверь первая.

Промир вошел следом. Рыш, всем своим видом давая понять, как ему это не нравится, изогнув горбом туловище, замыкал шествие.

Они оказались в просторной комнате с высокими окнами, наглухо закрытыми темно-лиловыми шторами. Множество свечей хорошо освещали ее. Увидев хозяина замка, Наки охнула и больно вцепилась в ладонь спутника. Дийк не понял, что ее так напугало: ничего устрашающего в этом человеке не было. Удобно раскинувшись в кресле, приветливо улыбался гостям молодой мужчина — по крайней мере, выглядевший молодым, почти юным. Волны золотистых волос, обрамлявших нежный овал лица с младенчески-розовым цветом кожи, светло-голубые глаза под пушистыми ресницами, припухлые губы. Подобных мальчиков и юношей женщины обычно носят на руках, поскольку все материнское — при виде таких губ и таких глаз — оживает в них, перемешиваясь с исконно-женским. Уши юноши украшали серьги с огромными изумрудами, шею охватывало ожерелье в несколько рядов из них же.

Хозяин, не вставая, слегка поклонился, приветствуя их, и заговорил. При первых звуках голоса Дийк узнал его: Покровитель оказался ночным собеседником, тем самым, в чье лицо он так и не удосужился заглянуть.

— Рад приветствовать вас у себя в гостях! Располагайтесь и чувствуйте себя…

Не дав ему договорить, Наки потянула спутника за рукав и демонстративно громко выпалила:

— Всё, посмотрел? Доволен? А теперь пошли отсюда!

Дийк никак не отреагировал на грубость девочки. Покровитель — тоже. (Лишь насмешливая улыбка тронула детские губы.) Промир в упор рассматривал существо в кресле. При внимательном взгляде что-то отталкивающее все же выявилось: глаза, хоть и были красивыми и большими, не горели, не искрились — казались двумя медузами, выброшенными из родной стихии. В них не было жизни.